Главная

Текущие

Информация

Гостевая

Библиотека

Дискуссии

Идеология? Организац. Ссылки Почта

Гум. стандарты

ШАГ 2. СВЯТООТЕЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ О ПРЕЛЕСТИ.

Лев Толстой. О христианстве.

Алескей Лидов. Представление книги.

Алексей Лидов. "Быть богом".

Итоги первого этапа. Несколько мыслей и итоги уровня.

РТЧ-Далеко идущие выводы.

Выводы по Татарову-1

Сколько живет человек?

Очень важное письмо.

Святоотеческое учение о прелести.

Суть организации.

Суть базовой идеологии.

Конкретика. Шаг первый.

Дорогой зомби в XXIвек-2

Читаем книжки.

Предмет и метод философии

Язык и мышление

Об умении учиться

Время

О добре и зле, да не столько

Уныние

Гманистический манифест. Об ответствености за информацию.

Гуманистический манифест. О скепсисе.

Гуманистический манифест. Цинизм и утопия.

Гуманистический манифест. Открытое письмо.

Ответ Приюту одинокого старика.

Можно ли отыскать истину.

Практическая философия

Содержание.

1.Введение. 2.Понятие прелести. 3.Виды прелести. 4.Преодоление прелести. 5.Значение прелести в общехристианской традиции. 6.Преодоление прелести как суть теории познания. 7.Выводы.

1.Введение.

Вот уже более двух тысячалетий мировой истории, на горизонте человеческого исторического и эволюционного развития, мы наблюдаем относительно молодую, но между тем наиболее влиятельную на сегодня религию – христианство. Эта религия долго подавалась гонениям и осуждению как со стороны официальных церквей, так и простого народа. Но со временем она разраслась и стала ведущей мировой религией, тесня на этой нише даже такие традиционные религии как ислам или буддизм.

Начало христианству признано еще до нашей эры. Оно постепенно начало складываться из прозрений и откровений различных святых и пророков задолго до ныне принятого летоисчисления. Последователи этой веры придерживались в то время Священному Писанию, изложенному в Ветхом Завете Библии, - книги, являющейся во все времена информационной базой об истинном в этом мире и о том, как человеку следует в этом истинном жить.

Но до рождества Христова, христианская религия была рядовой среди остальных больших и малых религиозных течений. Она учила и объясняла человеку окружающий его мир, но не обладала какими-то принципиально иными возможностями в открытии человеку истины (объективности). Она давала то, что давали и другие, а на утверждение истинности своих представлений христианами, представители иных религий предъявляли свои, не менее весомые аргументы.

Почему так? Почему все религии обладали примерно одинаковым уровнем своей просвещенности в делах истины, но разобраться в том, что на самом деле представляет собой этом мир, в силу различных толкований и подходов, было невозможно. В результате сложившейся обстановки, индивидуум выбирал ту религию, в среде которой он вращался или ту, что наиболее эффективно обеспечивало его внутренние душевные и умственные потребности.

Но с рождением Иисуса Христа в глобальной мировой релегиозной устроенности начали происходить существенные изменения. На арену выходит модернизированное христианство, вооруженное теперь еще и Новым Заветом, который открыл посвященному человечеству новую высоту и одновременно показал подлинность принципов, изложенных ранее в Ветхом Завете Библии. С пришествием Христа, мы имеем революцию в общественной религиозной жизни, после чего к христианству начинает примыкать все большее и большее количество верующих.

Можно сказать, что христианство с пришествием Иисуса Христа открыло человеку истину. Но если открыло, то почему же тогда мы не имеем ее сегодня? Почему христианство, да и вера в Бога вообще, пережив свой бум, сегодня стремительно падает? Почему человеческое сознание большинства людей не ищет Бога и сокрытую в нем объективность, а предпочитают иные пути в своей познавательной деятельности?

Все дело в том, что христианская религия пользуется в своей просветительской деятельности определенных критериев, непосредственно взывающих к душе человека, и являющейся относительно непонятной и странной для неподготовленного стороннего ума. И действительно, христианство требовало (как сегодня воспринимает себе это человек) непоколебимой веры в какого-то неизвестного человека, говорящего, что он суть Бог и что все должны ему поклоняться. Хоть сами верующие и ожидали прихода Христа, они не узнали Его, поскольку ждали чудес и знамений, а он пришел и просто пришел, как мог придти любой другой и назвать себя Мессией. Однако на самом деле Он пришел в мир не с пустыми руками, Он принес с собой чудо. И чудо это было Слово, поскольку Он принес в мир “методологию соединения” с Богом, означающую познание (прочитайте в Библии о райской жизни Адама и Евы). Но большинство не увидела этого чуда, поскольку оно было сокрыто и неверие человеческое воспрепятствовало этому.

Но почему бы не открыть истину простыми словами? Почему последующий за рождением Христа прирост количества верующих христианской религии обязан скорее авторитарным предпосылкам верования в Бога через пророков и святых отцов, но не непосредственно, что и объясняет последовавший после роста спад? Потому что христианская религия делала ставку больше не на разум, а на сердце, на нравственную природу человека, “брала быка за рога”, поскольку прежде всего она вела борьбу со злом. Она призывала человека непосредственно на переход в сторону добра и Бога, что являлось скорее насаждением снаружи, но не воздействием на личность изнутри. Общество понимало слова Христа непосредственно и поверхностно. Человек видел в его словах прежде всего то, что хотел увидеть, что подсказывала ему его падшая природа и эволюционное несовершенство (что суть одно и то же). Он не понимал всего глубинного значения Его слов и Учения, не видел этого чуда, поэтому и сопротивлялся навязываемому ему, хотя сам мог быть человеком и неплохим.

Христианство использовало и использует поныне непосредственное воздействие на человеческую душу, поскольку это оправдано. Но человечество растет, его умственные способности расширяются и крепнут. В давние времена тотальное воздействие на душу было необходимой и важнейшей составляющей любой религии, достаточно посмотреть на более поздних ее представителей. Даже в буддизме, по сути религиозной философии, доля душевного (явного или, особенно, скрытого!), была решающей. Человек сегодня не обращает свой взор к религии не потому, что он деградировал (ранее человек святее не был), а потому, что она перестала удовлетворять его внутренние потребности. Душу учат в детском возрасте, в юности, где находится сегодня человеческое развитие, на первое место выходят понятия индивидуальности и индивидуального познания. Его сознание стремиться не к сатане, а к индивидуальному сознанию.

Однако, было бы ошибочным, искусственно разделять чисто мистическое, сухое разумное познание, свойственное сегодня скорее западному уму, и непосредственно душевное и духовное. В христианстве в равной степени необходимо и то, и другое. При открытии скрытого смысла христианского мировоззрения, это становиться все более отчетливо видно. Сейчас же достаточно кратко привести простой пример. Христианская религия покоится на трех ипостасях: Отца, Сына и Святого Духа. Всем известно, что два последних понятия в христианской традиции означают мужское и женское начала. Но это представление поверхностное, полной информации не дает. Более глубинная основа этих начал заключается в том, что Святой Дух есть составляющая человеческой души, ассоциируется с женственностью, заботой и красотой (не телесной). Сын, в свою очередь, несет в себе понятие разума. А Бог, - есть составляющая этих двух стихий. Бог – творец, а творчество без разума и духовного вдохновения невозможно.

Но и это тоже лишь поверхностное суждение. Потому что, чтобы понять это в полной мере, необходимо данное пережить духовно. Но важен вывод: в христианской традиции существует огромный пласт сокрытой информации, которая еще может послужить человечеству на пользу. Церковнослужители берегут ее от посторонних глаз, но недостойному истина не откроется. И не откроется не потому, что он такой, а потому, что разум, как было сказано ранее, без Святого Духа к Богу (и познанию) не приведет. Он будет крутиться около истины, но дьявольское несовершенное в нем не позволит подняться выше.

Взаимозависимость разума и духа, думаю хорошо показана в изложенном ниже тексте, касающимся понятия прелести, бытующим в православной святотеческой традиции.

2.Понятие прелести.

Прельстился ум твой: вкусил плод, воспрещенный Богом. Прекрасным показался плод при любопытном, неосторожном взгляде на него; прекрасным показался плод по неведению, неопытности, невинности; совет злонамеренный и лукавый убеждал ко вкушению; вкушение плода поразило вкусившего смертию. Горечь ядовитой снеди еще пенится на устах твоих; терзается внутренность твоя от действующего в ней яда. Смущение, недоумение, омрачение, неверие объемлют душу твою. Обессиленный, расстроенный грехом, ты озираешься вспять, будучи прежде направлен в царствие Божие ...
(Лук. VI, 62. Плач Иер. 1)

В православной святоотеческой традиции, да и в христианстве в целом, существует такое понятие как прелесть. Суть этого понятия заключается в том, что за ним стоит действие сатаны на душу человеческую. Это то, что пленит его и отдаляет от Бога и его любви, - то, что делает его рабом сатаны и собственного несовершенного мира.

Прелесть есть повреждение естества человеческого ложью. Как когда –то, по святоотеческой и библейской традиции, архангел-искуситель солгал Еве и Адаму и вынудил их совершить грехопадение. Средством погубления человеческого рода употреблена была падшим ангелом ложь. Так эта ложь теперь является тем, что отдаляет нас от Бога. По этой причине дъявол назван ложью, отцом лжи и человекоубийцем. Понятие лжи тесно соединено с понятием о человекоубийстве: потому что последнее есть непременное следствие первой. Начало зол — ложная мысль! Она есть источник самообольщения и бесовской прелести. При посредстве лжи, дъявол поразил вечной смертью человечество в самом его корне. Наши предки Адам и Ева прельстились, то есть, признали истиною ложь, и, приняв ложь под личиной истины, повредили себя неисцельно смертоносным грехом.

С того времени человеческое естество, зараженное ядом зла, стремится произвольно и невольно к злу, представляющемуся добром и наслаждением искаженной воле, извращенному разуму, извращенному сердечному чувству. Произвольно: потому что в нас еще есть остаток свободы в избрании добра и зла. Невольно: потому, что этот остаток свободы не действует как полная свобода; он действует под неотъемлемым влиянием повреждения грехом. Мы родимся такими; мы не можем не быть такими: и потому все мы, без всякого исключения, находимся в состоянии самообольщения и бесовской прелести.

Из этого воззрения на состояние людей в отношении к добру и злу, на состояние, которое по необходимости принадлежит каждому человеку, вытекает следующее определение прелести, объясняющее её со всею удовлетворительностью: прелесть есть усвоение человеком лжи, принятой им за истину. Прелесть действует первоначально на образ мыслей; будучи принята и, извратив образ мыслей, она немедленно сообщается сердцу, извращает сердечные ощущения; овладев сущностью человека, она разливается на всю его деятельность, отравляет само тело, как неразрывно связанное Творцом с душою. Состояние прелести есть состояние погибели или вечной смерти.

Со времени падения человека дъявол получил к нему постоянный свободный доступ. Он теперь имеет право на этот доступ. Отвергнув повиновение к Богу, человек произвольно подчинил себя его власти, повиновением ему. Ранее человек был почти обречен. Но искупленному человеку, ведающему теперь чудо Христово, теперь предоставлена свобода повиноваться, либо Богу, либо дъяволу, а чтобы свобода эта обнаружилась непринужденно, оставлен дъяволу доступ к человеку. Вполне естественно, что дъявол употребляет все усилия удержать человека в прежнем отношении к себе, или даже привести в большее порабощение. Для этого он употребляет прежнее и всегдашнее свое оружие — ложь. Он старается обольстить и обмануть, опираясь на индивидуальное состояние самообольщения; человеческие страсти — эти болезненные влечения — он приводит в движение; пагубные требования их облачает в благовидность, усиливается склонить нас к удовлетворению страстям.

Верный Слову Божию не дозволяет себе этого удовлетворения. Он обуздывает страсти, действуя под руководством Евангелия против собственного самообольщения. Он мало по-малу выходит из состояния прелести в область истины и свободы, полнота которых доставляется осенением Божественной благодати.

Прелесть есть состояние всех людей, без исключения, являющееся следствием человеческого несовершенства. Все мы — в прелести. Все мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, нуждаемся в освобождении истиной. А истина есть Господь - Иисус Христос. Святоотеческая традиция взывает усвоиться этой Истине верою в Нее; обратиться молитвой к этой Истине, — Она извлечет из пропасти самообольщения и обольщения демонами. “Горестно — состояние наше! Оно — темница, из которой мы молим извести нашу душу, исповедатися имени Господню”. (Псал. CXLIV, 8.). “Оно — та мрачная земля, в которую низвергнута жизнь каша позавидовавшим нам и погнавшим нас врагом”. (Псал. СХLII, 3.). Оно — плотское мудрование и лжеименный разум, которыми заражен весь мир, не признающий своей болезни, провозглашающей её цветущим здравием. “Оно — плоть и кровь, которые царствия Божия наследити не могутъ” (1Кор.ХV,50.). “Оно — вечная смерть, врачуемая и уничтожаемая Господом Иисусом, Который есть воскрешение и животъ” (Иоан.Х1.25.). Таково наше состояние. Видение его — есть новый повод к плачу. “С плачем возопием к Господу Иисусу, чтобы он вывел нас из темницы, извлек из пропастей земных, исторг из челюстей смерти”. “Господь наш Иисус Христос”, — говорит преподобный Симеон, Новый Богослов, — потому и сошел к нам, что восхотел изъять нас из плена и из злейшей прелести (Начало 3-го Слова.).

3.Виды прелести.

Состояние людей в бесовской прелести бывает очень разнообразно, соответствуя той страсти, которою человек обольщен и порабощен, соответствуя той степени, в которой человек порабощен.

Одним из таких состояний является состояние духовной ревности. Чаще всего оно принадлежит ярым сторонникам церкви, борющихся с несовершенством и властью сатаны в этом мире. Обычно ими бывают ученики церкви – иноки. Посвященному иноку надо весьма остерегаться плотской и душевной ревности, представляющейся по наружности благочестивою, в сущности — безрассудной и душевредной. Мирские люди и многие монашествующие, по незнанию своему, очень хвалят такую ревность, не понимая, что её источники суть самомнение и гордость. Эту ревность они называют ревностью по вере, по благочестию, по церкви, по Богу. Она заключается в более или менее жестком осуждении и обличении ближних в их нравственных погрешностях и в погрешностях против церковного благочиния и чиноположения. Обманутые ложным понятием о ревности, неблагоразумные ревнители думают, предаваясь ей, подражать святым Отцам и святым мученикам, забыв о себе, что они, ревнители, — не святые, а грешники. Если святые обличали согрешающих и нечестивых, то обличали по “воле Бога”, по обязанности своей, по внушению Святого Духа, а не по внушению страстей своих и демонов. Кто же решится самопроизвольно обличать ближнего или сделать ему замечание, тот ясно обнаруживает и доказывает, что он счел себя благоразумнее и добродетельнее обличаемого им, что он действует по увлечению страсти и по обольщению демонскими помыслами. Как в известной пословице, они в глазу чужого соломинку видят, в своем же, - бревна не замечают. Все их устремления направлены на осуждение и ревность за других, тогда как совершенствование мира начинается с каждого конкретного человека.

Что такое — бревно? Это — плотское мудрование, отъемлющее всю способность и правильность у зрительной силы, дарованной уму и сердцу. Человек, водимый плотским мудрованием, никак не может правильно судить ни о своем внутреннем состоянии, ни о состоянии ближних. Он судит о себе и о других так, как представляется себе он сам, и как представляются ему ближние по наружности, по его плотскому мудрованию, согласно его мировоззрению, построенному далеко не на абсолюте нравственной нормы. Оно ошибочно, и потому Слово Божие весьма верно наименовало его лицемером. Христианин, по исцелении себя Словом и Духом Божиим, получает правильный взгляд на свое душевное устроение и на душевное устроение ближних. Плотское мудрование, поражая бревном согрешающего ближнего, всегда смущает его, нередко губит, никогда не приносит и не может принести пользы, нисколько не действует на грех. Напротив того, духовное мудрование действует исключительно на душевный недуг индивидуума, милуя его, исцеляя и спасая.

Достойно замечания, что в переживании духовного разума, недостатки и погрешности ближнего начинают казаться весьма маловажными, как искупленные Спасителем и удобно врачуемые покаянием — те самые погрешности и недостатки, которые плотскому разуму казались необъятно великими и важными. Очевидно, что плотское мудрование, будучи само бревном, придавало им такое огромное значение. Плотское мудрование видит в ближнем и такие грехи, каких в нем вовсе нет: по этой причине увлекавшиеся безрассудной ревностью часто впадали в оклеветание ближнего и делались орудием и игралищем падших духов. Святоотеческая традиция призывает достигать святости не ревностью за веру, а исполнением евангельских заповедей относительно ближнего. “Не дерзни обличать его! Не дерзни учить его! Не дерзни осуждать и укорять его! Это — деяние не веры, а безрассудной ревности, самомнения, гордыни. Эта ревность в человекахъ не признается одним из видов премудрости, но причисляется к недугам души, есть признак скудости (духовного) разума, признак крайнего невежества. Начало премудрости Божией — тихость и кротость, свойственные великой и крепкой душе, основательнейшему образу мыслей и носить человеческие немощи”.

Ни в коем случае нельзя, чтобы состояние ревностной прелести доводило человека до ощущения ненависти к окружающим, грешникам. Если человек ради Бога заботиться о нем, то следует пролить о нем слезы. Его не за что ненавидеть, поскольку как человек он ничуть не хуже ненавидящего. Скорее нужно возненавидеть его грехи, Святоотеческая и христианская традиция призывает скорее о нем помолится, и тем уподобиться Христу, который не негодовал на грешников, но молился о них. Не имеет смысла ненавидеть того, над кем посмеивается посмеивающийся, над которым, в свою очередь, посмеивается сам дъявол. “Зачем ты, о человек, ненавидишь грешника? За то ли, что он не так праведен, как ты? Где же твоя правда, когда у тебя нет любви!” Поэтому некоторые, мнящие о себе, что они здраво судят о делах грешников, и (по этому поводу) критикуют их, действуют также из своего невежества.

Христианство призывает к сдержанности. Будучи спрошен, или откажись дать совет и сказать свое мнение, как ничего не знающий, или, при крайней нужде, скажи с величайшей осторожностью и скромностью, чтоб не уязвить себя тщеславием и гордостью, а ближнего словом жестким и безрассудным. Плотская ревность не имеет ничего общего с ревностью божественной. Божественная ревность достигается большим трудом и работой над собой. А когда станет она доступной человечскому созерцанию, тогда ясно будет видно, что эта ревность будет побуждать к молчанию и смирению перед ближними, к любви к ним, к милованию и соболезнованию о них. “Божественная ревность есть огнь, но не разгорячающий крови! Он погашает в ней разгорячение, приводит в спокойное состояние” (До6ротолюбие ч.1. Собеседование преподобного Максима Капсокаливи с преподобным Григорием Синаитом.). Ревность плотского мудрования всегда сопряжена с разгорячением крови, с нашествием многочисленных помыслов и мечтаний. Последствиями слепой и невежественной ревности, если ближний ей воспротивится, обыкновенно бывают негодование на него, памятозлобие, мстительность в различных видах, а если покорится — тщеславное довольство собою, возбуждение и умножение наших высокоумия и самомнения.

Другая разновидность прелести находит свое выражение в сновидениях. С точки зрения святоотеческой традиции, демоны для возмущения и повреждения человеческих душ сновидения употребляют. Также как и сами неопытные послушники и простые люди, обращая внимание на свои сны, вредят себе. По этой причине христианство создает определение значения сновидений в человеке, естество которого еще не обновлено Святым Духом.

Суть этого определения состоит в том, что во время сна человеческого состояние спящего человека устроено так, что весь человек находится в состоянии полной отвлеченности от окружающего мира. Эта отвлеченность так полна, что человек во время ее теряет сознание своего существования, приходит в самозабвение. Во время сна всякая деятельность, сопряженная с трудом и производимая произвольно под управлением разума и воли, прекращается: пребывает та деятельность, которая необходима для существования, и не может быть отделена от него. В теле кровь продолжает свое движение, желудок варит пищу, легкие отправляют дыхание, кожа пропускает испарину; в душе продолжают плодиться мысли, мечтания и чувствования, но не в зависимости от разума и произвола, а по бессознательному действию естества. Из таких мечтаний, сопровождаемых свойственным мышлением и ощущениями, составляется сновидение. Оно часто бывает странным, как не принадлежащее к системе произвольных и намеренных мечтаний и размышлений человека, но являющееся самопроизвольно и самонравно по закону и требованию естества. Иногда, сновидение носит на себе несвязный отпечаток произвольных размышлений и мечтаний, а иногда оно бывает последствием нравственного настроения. Таким образом сновидение, само по себе, не может и не должно иметь никакого значения. И вполне нелогично желание некоторых видеть в бреднях сновидений своих предсказание своего будущности или будущего других, или какое-нибудь другое значение. И действительно, как быть тому, на существование чего нет никакой причины?

Демоны, имея доступ к человеческим душам во время бодрствования, имеют его и во время сна. И во время сна они искушают его грехом, примешивая к человеческому мечтанию мечтание собственное. Также, усмотрев в человеке внимание ко снам, они стараются придать последним занимательность, а в человеке возбудить к этим бредням большее внимание, ввести его мало по-малу в доверие к ним. Такое доверие всегда сопряжено с самомнением, а самомнение делает наш умственный взгляд на самих себя ложным, отчего вся деятельность наша лишается правильности. А демонам этого и надо. Преуспевшим в самомнении демоны начинают являться в виде ангелов света, в виде мучеников и преподобных, даже в виде Божией Матери и Самого Христа, ублажают их жительство, обещают им венцы небесные, этим возводят на высоту самомнения и гордыни. Такая высота есть вместе и погибельная пропасть. Традиция обращает внимание на то, что в нашем состоянии, еще не обновленном благодатью и прозрением, мы неспособны видеть иных сновидений, кроме как составляемых бредом души и наветом демонов. Как во время состояния бодрости постоянно и непрестанно возникают в нас помыслы и мечтания из падшего естества, или приносятся демонами, так и во время сна мы видим только мечты по действию падшего естества и по действию демонов. Святые Отцы обращают внимание на то, что именно во время бодрствования падший человек имеет возможность придти к божественной благодати, и только посредством умиления, рождающегося от сознания своих грехов, от воспоминания о смерти и о суде Божием, сообразно нашему состоянию кающихся. Лишь крайне редко во сне, при крайней нужде, представляют человеку Ангелы или кончину нашу, или адскую муку, или грозный предсмертный и загробный суд. От таких сновидений человек приходит к страху Божию, к умилению, к плачу о себе. Но такие сновидения даются весьма редко подвижнику или даже явному и лютому грешнику. И даются весьма редко не по скупости Божественной благодати, а по той причине, что все случающееся с индивидуумом вне общего порядка вещей приводит его в самомнение, и колеблет в нем смирение, столь необходимое для спасения. Воля Божия, в исполнении которой заключается спасение человека, изображена в Священном Писании так ясно, сильно и подробно, что содействие спасению людей нарушением общего порядка делается наиболее излишним и ненужным. Просившему воскрешения мертвецу и послания его к братьям для увещания их к переходу с широкого пути на тесный сказано: “Имутъ Moucea и Пророки: да послушаютъ ихъ. Когда же просивший возразил: ни!.. но аще кто изъ мертвыхъ идетъ к нимь, покаются: то получил в ответ: аще Моисеа и Пророковъ не послушають, и аще кто изь мертвыхъ воскреснетъ, не имутъ веры” (Лук. XVI, 27-31.). Опыт показал, что многие, сподобившиеся во сне видения мытарств, страшного суда и других загробных ужасов, были потрясены видением на краткое время, потом рассеялись, забыли о виденном, и вели жизнь беспечную, напротив того не имевшие никаких видений, но поучавшиеся тщательно в законе Божием, постепенно пришли в страх Божий, достигли духовного преуспевания, и в радости, рождаемой извещением спасения, перешли из земной удоли скорбей в блаженную вечность.

Для тех, которые верят демону, он часто бывает пророком, а для тех, кто выводит его на чистую воду, он всегда бывает лжецом. Будучи духом, он видит совершающееся в небе, и, уразумев, что кто-нибудь умирает, возвещает о том легкомысленным во сне. Демоны ничьего будущего не знают по своей сущности, в противном случае и чародеи могли бы предсказывать нам смерть. Преобразуются демоны в ангелов света, принимают на себя часто образ мучеников и в сновидениях показывают нам общение с ними, а пробудившихся погружают в радость и возношение. Это есть признак прелести (бесовского обольщения). Святые Ангелы показывают муку, суть, смерть, отчего человек, проснувшись исполняется трепета и сетования. Отеческая традиция призывает доверять только тем снам, которые возвещают себе муку и суд, но вдруг если же по причине их начинает тревожить человека отчаяние, то и такие сны от бесов. От внимания к сновидениям непременно вкрадывается в душу доверие к ним, и потому самое внимание строго воспрещается.

Естество, обновленное Святым Духом, управляется совершенно иными законами, нежели естество падшее и коснящееся в своем падении. В глубине ума их водворилось “сим Господь яко душа есть”. И в бодрствовании и во сне они пребывают в Господе, вне греха, вне земных и плотских помышлений и мечтаний. Помышления и мечтания их, находящиеся во время сна вне управления разумом и волею человеческими, действующие в прочих человеках бессознательно, по требованию естества, действуют в них под водительством Духа, и сновидения таких людей имеют духовное значение. Сновидения, посылаемые Богом, носят в самих себе неотразимое убеждение. Это убеждение понятно для святых Божиих и непостижимо для находящемуся еще в борьбе со страстями падшему естеству.

Но чтобы достичь такого просветления, необходимо придерживаться смиренномудрия. Оно заключается в комплексе нравственно-мыслительных и волевых качеств повседневного поведения, способствующему в изгнании из субъекта вуали несовершенства и обретения ясного просветленного сознания.

Однако смиренномудрие может быть истинным и ложным. “Истинное смиренномудрие состоит в послушании и последовании Христу” (Филипп.Н, 5—8.). Истинное смиренномудрие — есть духовный разум. Оно — дар Божий; оно — действие Божественной благодати в уме и сердце человека. Однако, может быть и произвольное смиренномудрие: его сочиняет для себя душа тщеславная, душа обольщенная и обманутая лжеучением, душа, льстящая самой себе, душа, ищущая лести от мира, душа, всецело устремившаяся к земному преуспеванию и к земным наслаждениям, забывшая о вечности, о Боге.

Произвольное, собственного сочинения смиренномудрие состоит из бесчисленных разнообразных ухищрений, которыми человеческая гордость старается уловить славу смиренномудрия от слепотствующего мира, от мира, любящего свое, превозносящего порок, когда порок облечен в личину добродетели. От мира, ненавидящего добродетель, когда добродетель предстоит взорам его в святой простоте своей, в святой и твердой покорности Евангелию.

Ничто так не враждебно смирению Христову, как смиренномудрие своевольное, отвергшее его послушания Христу. Смирение не видит себя смиренным! Напротив того, оно видит в себе множество гордости. Оно заботится о том, чтоб отыскать все её ветви; отыскивая их, усматривает, что и еще надо искать очень много! Ложное смирение видит себя смиренным: оно останавливается на этом, и смешно и жалостно утешается этим обманчивым, душепагубным зрелищем. Искаженное смирение — ужаснейший вид гордости. С трудом изгоняется гордость, когда человек и признает её гордостью, но как он изгонит её, когда она кажется ему его смирением?

Бывает, ложное смирение так ослепляет человека, что вынуждает его не только думать о себе, намекать другим, что он смирен, но открыто говорить это, громко проповедовать. Жестоко насмехается над человеком ложь, когда обманутый ею, он признает её за истину.

Благодатное смирение невидимо, как невидим податель его — Бог. Оно закрыто молчанием, простотой, искренностью, непринужденностью, свободой. Ложное смирение — всегда с сочиненной наружностью: ею оно себя публикует. Ложное смирение любит сцены: ими оно обманывает и обманывается. “Смирение Христово облечено в хитон и ризу” (Иоан. XIX, 24.), в одежду, самую безыскуственную: покровенное этой одеждой, оно не узнается и не примечается людьми.

Смирение — залог в сердце, святое, безыменное сердечное свойство. Божественный навык, рождающийся неприметным образом в душе, от исполнения евангельских заповедей. Начало смирения — нищета духа; середина — преуспеяния в нем, превыше всякого ума и постижения мира Христа; конец и совершенство — любовь Христа.

Смирение никогда не гневается, не человекоугодничает, не предается печали, ничего не страшится. Может ли предаться печали тот, кто заблаговременно признал себя достойным всякой скорби? Может ли устрашиться бедствий тот, кто заблаговременно обрек себя на скорби, кто смотрит на них, как на средство своего спасения. Смиренный неспособен иметь злобы и ненависти: он не имеет врагов. Если кто из людей причиняет ему обиды, он видит в этом человеке орудие правосудия, или промысла Божия. Он предает себя всецело воле Божией, живет не своею собственной жизнею, но Богом. Смиренный чужд самонадеянности, и потому он непрестанно ищет помощи Божией, непрестанно пребывает в молитве.

Но истинно смиренномудрого бывает не так-то просто распознать. Смиренный – не тот, кто показушничает, кто ублажает сильных мира сего и преклоняется перед ними. Не тот, кто зависим от общественного мнения о них и пытается доказать свою правоту. Не тот, кто заботиться о том, чтобы выглядеть смиренномудрым более, чем соответствовать этому обозначению изнутри. А когда, за все его старания, общественность хвалит и говорит, - “Вот он, смиренный!”, это еще больше удаляет его от того состояния, к которому он изначально стремился. Мир не может распознать подвижника истинной молитвы, потому что она миру совершенно неизвестна. Мир выработал свои собственные критерии “святости”, которая с нормальной духовной точки зрения является самообольщением и прелестью. Еп.Игнатий точно и ярко описывает находящегося в таком самообольщении: “Не ест, не пьет, не спит, зимою ходит в одной рясе, носит вериги, видит видения, всех учит и обличает с дерзкой наглостью, без всякой правильности, без толку и смысла, с кровяным, вещественным,, страстным разгорячением. Святой, да и только!”.Невежественные судьи оценили его.

Напротив того, для этих невежественных судей представляется гордым неищущий похвал и наград от людей, и потому не пресмыкающийся перед ними. Он — истинный слуга Божий; он ощутил славу Божию, открывающуюся одним смиренным, ощутил смрад славы человеческой, и отвратил от ее свое существо, и обоняние своей души.

Что такое вера? Вера — значит пребывать в смирении и милости. Смирение надеется на Бога — не на себя и не на людей, и потому оно в поведении своем просто, прямо, твердо, величественно. Сколько и ныне поклоняющихся для получения земных преимуществ! Те, которым они поклоняются, похваляют их смирение. Смиренномудрый выглядет гордым не потому, что он гордый, а потому, что он не раболепствует и не гоняется за теми земными ценностями, что приводят в ажиотаж остальных. Он уверен в выбранном им деле и ищет советов и помощи не у каждого, кто способен подумать о нем самоугодное, а у того, кто реально может ему помочь и направить на истинный путь.

Граница между ложным и истинным смиренномудрием весьма тонка и прозрачна. Она существует, но ее даже весьма просвященные в вере не всегда способны распознать. Например, Пилат обиделся Христовым молчанием, которое ему показалось гордым. “Мне ли, — сказал он — не отвечаешь, или не знаешь, что имею власть отпустить тебя и власть распять тебя (Иоанн. XIX, 10.)”. Господь объяснил свое молчание явлением воли Божией, которой Пилат, думавший действовать самостоятельно, был только слепым орудием. Пилат от собственной гордости был неспособен понять, что ему предстояло всесовершенное смирение: вочеловечившийся Бог.

Давно нечитанные, застоявшиеся в шкафах книги пропитываются пылью, истачиваются молью. Взявший такую книгу встречает большое затруднение в чтении её. Такова моя совесть. Давно не пересматриваемая, она с трудом могла быть открыта. Открыв её, я не нахожу ожидаемого удовлетворения. Только крупные проступки значатся довольно ясно; мелкие письмена, которых множество, почти изгладились, и не разобрать теперь, что было изображено ими.

Призвав на помощь свое нравственное разумение (милость и силу Божию), призвав, как советует вероучение, их на помощь теплейшею молитвою, соединенной с благоразумным постом, соединенной с плачем и рыданием сердца, снова раскрываю книгу совести, снова всматриваюсь в количество и качество грехов моих; всматриваюсь, что породили для меня соделанные мною согрешения. И начинаю видеть в ней гораздо большее, нежели было доступно моему вниманию ранее. Когда открывается более высокая степень самопознания, выходят наружу множество согрешений, томившихся ранее глубоко в душе, тогда невозможно не прийти в крайнее недоумение, не погрузиться в глубокую печаль. При этом зачастую усиливается желание присвоить себе праведность, прильстить самого себя, позаботится о похвале человеческой, как бы привлечь её себе! Человек начинает выходить из рабского порочного круга, но его моральное несовершенство заставляет его вновь вернуться в низы человеческого богоподобия.

В нынешнем состоянии, разнородные части, составляющие единое человеческое существо — ум, сердце и тело — рассечены, разъединены, действуют разногласно, противодействуют одна другой; тогда только действуют в минутном, богопротивном согласии, когда работают греху. Человек весь занят попечениями мира, мало озабочен собственным душевным бедствием. Жестоко осуждает малейшие пригрешения ближних; но сам наполнен грехом, ослеплен им, неспособен ни к какому духовному движению. Святые Отцы говорят: Кто совершит великое дело — установит вражду со грехом, насильно отторгнув от него ум, сердце и тело, тому дарует Бог великий дар: Зрение греха своего. “Если ты стяжал село покаяния, вдайся в младенческий плач пред Богом. Не проси, если можешь не просить ничего у Бога; отдайся с самоотвержением в Его волю”.

Кто считает себя готовым к приятию благодати, кто считает себя достойным Бога, ожидает и просит Его таинственного пришествия, говорит, что он готов принять, услышать и увидеть Господа, тот обманывает себя, тот льстит себе. Все святые признавали себя недостойными Бога: этим они явили свое достоинство, состоящее в смирении. Все самообольщенные считали себя достойными Бога: этим явили объявшую их души гордость и бесовскую прелесть. Другим являлись бесы в своем собственном виде, и представлялись побежденными их молитвой, чем вводили их в высокоумие; иные возбуждали свое воображение, разгорячали кровь, производили в себе нервные движения, принимали это за благодатное наслаждение, и впали в самообольщение, в совершенное омрачение, причислились по духу своему к духам отверженным.

Святоотечество учит, что если человек имеет нужду беседовать с самим собой, то лучше приносить себе не лесть, а самоукорение. Горькие врачества в состоянии падения полезны. Святой Давид занимался самоосуждением, занимался обличением греха своего, когда грех уже был прощен, и дар Святого Духа уже был возвращен ему. И этого мало: он обличил грех свой, исповедал его во всеслышание вселенной (Псал. L.). Святые Отцы Восточной Церкви, особенно пустынножители, когда достигали высоты духовных упражнений, тогда все эти упражнения сливались в них в одно покаяние. Покаяние обнимало всю жизнь их, всю их деятельность: оно было последствием зрения греха своего.

Некоторого великого Отца спросили, в чем должно заключаться делание уединенного инока? Он отвечал: “Умерщвленная душа твоя предлежит твоим взорам, и ты ли спрашиваешь, какое должно быть твое делание” (Святой Исаак Сирский.)? Плач — существенное деланье истинного подвижника Христова; плач — есть делание его от вступления в подвиг и до совершения подвига.

4.Преодоление прелести.

“Все мы — в прелести.

Знание этого есть величайшее предохранение от прелести.

Величайшая прелесть — признавать себя свободным от прелести, иметь зрение своего греха”.

Во все времена, в человеческой истории было немало послушников той или иной церкви, которые стремились к богопознанию и собственному спасению. Были они также и в христианстве. Начинающие в этом благородном деле брали себе в наставники духовного учителя, который был просвещен в этом деле и направлял еще неопытное неокрепшее сознание в нужное русло. Древним послушникам их духоносные наставники возвещали волю Божию немедленно и прямо: ныне же иноки должны сами отыскивать ее в Писании, и потому подвергаться частым и продолжительным непониманиям и погрешностям. Тогда преуспевание было быстрым по свойству своей методики делания: сегодня оно по свойству делания таким непосредственным не является. Святоотечество говорит об этом, что таково благоволение о нас Бога и мы обязаны покорствовать ему, и со благодарением благоговеть перед ним.

Однако все в этом мире пронизано мудростью. В писаниях Святых Отцов приводится множество примеров, объясняющих ее. Например, во многих местах можно встретить рассказы об иноках, которые не были в послушании у старца, но в начале своего духовного пути жили отдельно, и заимствовали наставления из Писания и от разных отцов: у одного напился воздержанию, у другого — кротости, терпению, смирению, у иного — строгой бдительности над собой, безмолвию, стараясь усвоить себе добродетель каждого добродетельного инока, всем оказывая по возможности послушание, смиряясь перед всеми и непрестанно молясь Богу. В этих рассказах призывается советоваться с добродетельными и разумными отцами и окружающими людьми, но усваивать себе их советы с крайней осторожностью и осмотрительностью. Не увлекаться советом по первоначальному его на себя действию! По страстности и слепоте иной страстный и зловредный совет может понравиться, непосредственно по собственному неведению и неопытности, или потому, что он угождает какой-либо сокровенной, неведомой, внутренней, живущей в человеке страсти. Как о своих помыслах, так и о помыслах ближнего, о его советах, явно чувствуется настоятельный призыв советования с Евангелием. Тщеславие и самомнение любят учить и наставлять. Они не заботятся о достоинстве своего совета. Они не помышляют, что могут нанести ближнему неисцелимую язву, которая принимается неопытным слушателем с безотчетливой доверенностью, с плотским и кровяным разгорячением. Им нужен успех, какого бы не был он качества, какое бы не было его начало. Им нужно произвести впечатление на начинающего и нравственно подчинить его себе, им нужна человеческая похвала. Им нужно прослыть святыми, разумными, прозорливыми старцами, учителями, напитать свое ненасытное тщеславие, свою гордыню. Не малый подвиг, говорят Святые Отцы, найти непрелестного учителя истинной иноческой сердечной и умной молитве. Они назвали непрелестным того, кто имеет свидетельствованное Божественным Писанием делание и мудрствование и стяжал духовное разсуждение. Никто не должен прятать слова Бога по своему воззрению, но говорить о своей немощи, и вместе не скрывать истины. Путь смиренномудрия есть единственный верный путь к спасению. Он - правильное выражение умеренного преуспевания, он соединен с отвержением самомнения, безумной наглости и дерзости.

Те же, кто преуспел в каких-то духовных делах, Святые Отцы наставляют произносить слово назидания по требованию существенной необходимости, не как наставники, а как нуждающиеся в наставлении и старающиеся соделаться причастниками наставления, преподаваемого Богом в Его всесвятом Слове. Действующий из себя, действует для тщеславия, приносит и себя и своих слушателей в жертву сатане; действующий из Бога, действует в славу Господа, совершает свое спасение и спасение ближних Господом, единым Спасителем людей. Они призывают к ответственности за свои учения, к страху преподания начинающему какого-либо необдуманного наставления, не основанного на слове и духовном понимании слова Божия. Лучше сознаться в неведении, нежели выказать душевредное направление мысли. Предохраниться от великого бедствия — превратить легковерного непросвященного из раба Божия в раба человеческого. А если же судьба дала на воспитание группу подопечных, то следует учить и судить своих подчиненных, отвечать за них, но не судить никого их посторонних.

Но далеко не все могут найти и находят себе истинных наставников. Поэтому фактически для них единственным достоверным источником Божественной истины остается Священное Писание и книги Святых Отцов, беря из него истину непосредственно. Но и среди таких книг, бывает, а последнее время такогого становится все больше, когда учения пишут люди не посвященные, а думающие, что они посвящены. Зачастую они непременно ищут выражение своих воззрений вовне, в результате чего, неверные учения прельщеных со временем превращаются в своего рода пропаганду. Она более понятна и близка людям, но за этой легкостью теряется вся ее суть. Пропаганда, имея это целью, мало обращает внимания на качество учения, преподаваемого ею, для нее на руку все, что содействует цели нее — даже вера во Христа без оставления веры в идолов. Она превращается в своеобразную автономную систему человеческих воззрений, что действительно создается впечатление, что проповедующими непосредственно руководит сам сатана.

Это — самообольщение, и прелесть. Составилась она из ложных понятий; ложные понятия родились из неправильных ощущений, сообщенных той или иной книгой или человеком. Из такой книги дышат ложь и дезинформация, льстящая читателям, уповающая их отравой лжи, услажденной утонченными приправами из высокоумия, тщеславия и сладострастия. Подобная книга ведет своих читателей прямо к общению с Богом, без предварительного очищения покаянием: почему и возбуждает особенное сочувствие к себе в людях страстных, незнакомых с путем покаяния, непредохраненных от самообольщения и прелести, ненаставленных правильному методу обращения со святым учением. Книга производит сильное эмоциональное воздействие (на кровь и нервы), возбуждает их — и потому особенно нравится людям, порабощенным чувственности: ведь ею можно наслаждаться, не отказываясь от грубых наслаждений чувственности! Высокоумие, утонченное сладострастие и тщеславие выставляются книгой за истину. Почувствовав свое влечение в его утонченном действии, непосвященные люди приходят в восторг от наслаждения, от упоения, доставляемых без труда, без самоотвержения, без покаяния, без распятия плоти со страстями и похотями, с ласкательством состоянию падения. Радостно переходят они, водимые собственным неведением в более комфортные для себя моральные условия, не подозревая, что опускаются при этом все ниже и ниже. Тождественно, в сущности своей, с этой фразой изречение знаменитой французской писательницы, г-жи де-Севинье о знаменитом французском поэте, Расине старшем. “Он любит Бога, — дозволила сказать г-жа де-Севинье — как прежде любил своих наложниц”

Также книги святых Отцов и о монашеской жизни традиция призывает читать с большой осмотрительностью. Замечено, что новоначальный инок никак не может применить книги к своему положению, но непременно увлекается направлением книги. Если она преподает советы о безмолвии (монашеском отшельничестве), и показывает обилие духовных плодов, собираемых в глубокой пустыне, то в начинающем непременно явится сильнейшее желание удалиться в уединение, в безлюдную пустыню. Если книга говорит о безусловном послушании под руководством Духоносного отца, то в новичке непременно явится желание строжайшего жительства в полном повиновении старцу. Но сегодня нет возможности ни того, ни другого. Тем не менее, книги святых Отцов, написанные об этих жительствах, могут подействовать на новичка так сильно, что он, по своей неопытности и незнанию, легко решится оставить место жительства, в котором имеет все удобства, но зато спастись и духовно преуспеть исполнением евангельских заповедей. Делает он это для несбыточной мечты совершенного жительства, нарисовавшейся живописно и обольстительно в его воображении. Как учат Святые Отцы, падший ангел старается обмануть и вовлечь в погибель иноков, предлагая им не только грех в разных его видах, но и несвойственные им, возвышеннейшие добродетели. “Не доверяйте, братия, вашим помыслам, разумениям, мечтам, влечениям, хотя бы они казались вам самыми благими, хотя бы они представляли вам в живописной картине святейшее монашеское жительство! Если та обитель, в которой вы живете, дает вам возможность проводить жизнь по евангельским заповедям, если вы не низлагаетесь соблазнами в смертные грехи, то не оставляйте обители. Потерпите великодушно её недостатки и духовные, и вещественные, не вздумайте всуе искать поприща подвигов, недарованного Богом нашему времени. Бог желает и ищет спасения всех. Он и спасает всегда всех, произволяющих спастись от потопления в житейском и греховном море, но не всегда спасает в корабле или в удобном, благоустроенном пристанище. Он обетовал спасение святому апостолу Павлу и всем спутникам апостола. Он и дал это спасение, но Апостол и его спутники спаслись не в корабле, который разбило, а с большим трудом, иные вплавь, другие на досках и различных обломках от корабля” ( Деян. XXVII. 21-49.).

Но познавание истины на одних только писаниях и руководстве духоносного отца, еще не заканчивается. Наоборот, это было только подготовкой, для дальнейшей самостоятельной работы над собой. На определенном этапе восхождения, посвященные ученики отправляются в безлюдное место и проводят там наедине сами с собой долгое время в самопостижении и молитвах. Там они полностью предоставлены сами себе. Они в одиночку борются со своим несовершенством и используют те наставления, что были даны им ранее братьями и Священным Писанием. В этот момент у них начинается открываться духовное око, и они начинают заглядывать в потаенные уголки духовного бытия. И вот тут как раз, все несовершенное в человеке непосредственно всплывает наружу. Его дъявольское начинает обманывать, искушать его, притворяться добрым и богоестественным, но посвящаемый должен самостоятельно разобраться в самом себе и через свои молитвы и старания прийти к Богу и просветлению. Из многочисленных опытов можно увидеть, что многие не проходят этот этап, особенно если самовольно, раньше времени и без разрешения отцов поспешили предаться безмолвию. Ни один из прельстившихся не признавал себя недостойным видения Ангелов, следовательно признавал в себе некоторое достоинство. Или, например, всю свою энергию тратил на самобичевание и унижение, в результате чего также уходил не в то направление, становился зависим от чувства мазохисткого самопринижения. Тут уже нет непосредственной работы со своим естеством, а лишь рабское переживание обольщения, выраженное в “покоянии без покаяния”.

Иначе и не может судить о себе плотский и душевный человек. Потому-то святые Отцы и сказали вообще о всех подвижниках, недостаточно образованных душевным деланием, и неосененных благодатию, что безмолвие губит их. “Безмолвие, — говорили они ему, — дает повод человеку к высокоумию прежде, нежели он приобретет себя, то есть, будет непорочен. “Тогда только имеет место истинное безмолвие, когда человек уже понес крест. И так, если будешь сострадать ближним, то получишь помощь, если же удержишь себя от сострадания, желая взойти в то, что выше твоей меры, то знай, что потеряешь и то, что имеешь. Не уклоняйся ни во внутрь, ни во вне, но держись средины, разумевая, что есть воля Господня, яко дние лукавы суть” (Ефес.У, 16.—Ответ 311.).

От преждевременного затвора прелесть находит в человеке выход во всей своей пагубной красе, причем не только очевидная, но и невидимая по наружности: мысленная, нравственная, несравненно более опасная, нежели первая, как врачующаяся весьма трудно, а часто и неспособная к излечению. Этот род прелести, основывающийся на высокоумии, называется святыми Отцами “мнением”, и заключается в том, что подвижник принимает ложные понятия о духовных предметах и о себе, и берет их за истинные. Ложным понятиям и созерцаниям, по естественным сочувствию и содействию ума сердцу и сердца уму, непременно сопутствуют обольстительные, сладостные, сердечные ощущения: они — не что иное, как действие утонченных сладострастия и тщеславия. Зараженные этою прелестью делались проповедниками ложного аскетического учения, а иногда и ересиархами для вечной погибели своей и ближних. В образец аскетической книги, написанной из состояния прелести, именуемой мнением, можно привести сочинение Фомы Кемпийского под названием “Подражание Иисусу Христу”. Оно дышет утонченным сладострастием и высокоумием, которые в людях ослепленных и преисполненных страстями производят наслаждение, признаваемое ими вкушением Божественной благодати. Они не понимают, что, восприняв утонченную суть живущих в себе страстей, они наслаждаются ею, признают её в слепоте своей сутью благодати. Они не понимают, что к духовному наслаждению способны одни святые, что духовному наслаждению должно предшествовать покаяние и очищение от страстей, что грешник неспособен к духовному наслаждению, что он должен сознавать себя недостойным наслаждения, отвергать его, если оно начнет приходить к нему, отвергать как несвойственное себе, как явное и пагубное самообольщение, как утонченное движение тщеславия, высокоумия и сладострастия.

Вот как рекомендует святоотеческая традиция в хранении д уши и разума от прелести: “Придет ли к тебе какая благая мысль? Остановись: никак не устремись к исполнению её с опрометчивостью, необдуманно. Ощутишь ли в сердце какое благое влечение? Остановись; не дерзай увлечься им. Справься с Евангелием. Рассмотри: согласны ли со всесвятым учением Господа благая мысль твоя и твое благое влечение сердечное. Вскоре усмотришь, что нет никакого согласия между евангельским добром и добром падшаго человеческаго естества. Добро нашего падшего естества перемешано со злом, а потому и само это добро сделалось злом, как делается ядом вкусная и здоровая пища, когда перемешают её с ядом. Хранись делать добро падшаго естества! Делая это добро, разовьешь свое падение, разовьешь в себе самомнение и гордость, достигнешь ближайшаго сходства с демонами. Напротив того, делая евангельское добро, как истинный и верный ученик Богочеловека, сделаешься подобным Богочеловеку”. “Любяй душу свою, сказал Господь, погубитью: и ненавидяй души своея въ мире семь, въ животъ вечный сохранитью” (Иоанн. XII, 25.).

Совершенствование требует полного отвержения падшего естества, ненависть к его побуждениям, не только к явно злым, но и ко всем без исключения, и ко мнимо добрым. Великое бедствие — последовать правде несовершенного: с этим сопряжено отвержение Евангелия, отвержение Искупителя, отвержение спасения. “Кто не возненавидить души своей, не можетъ Мой быти ученикъ” (Лук. XIV. 26.). Объясняя вышеприведенные слова, Великий Варсонофий говорит: “Как отрекается от себя человек? — Лишь тем, что оставляет естественные желания и последует Господу. Поэтому-то и сказано Богом здесь собственно о естественном, а не о неестественном; ибо если кто оставит только неестественное, то он не оставил еще ничего своего собственнаго, ради Бога, потому что противуестественное не принадлежит ему. Ибо, если человек не умрет для плоти, живя духом, он не может воскреснуть душою. Как в мертвеце вовсе нет желании естественных, так нет их и в духовно-умершем для плоти. Если ты умер для плоти, то как могут жить в тебе желания естественные? Если же ты не достиг меры духовной, а еще младенчествуешь умом, то смирись пред учителем, — да накажетъ тя милостию и без совета ничего не делай”.

Необходимо заметить, что падший дух желая овладеть Христовым подвижником, не действует властительски, но ищет привлечь согласие человека на предлагаемую прелесть и по получении согласия овладевает изъявившим согласие. Святый Дух же действует самовластно, как Бог; приходит в то время, как смирившийся и уничиживший себя человек отнюдь не ожидает его пришествия. Внезапно изменяет ум, изменяет сердце. Действием своим объемлет всю волю и все способности человека, не имеющего возможности размышлять о совершающемся в нем действии. Истинная благодать, не показывает чего-либо обычного или чувственного, но тайно учит тому, чего прежде не видел и никогда не воображал. Тогда ум тайно учится высоким и сокровенным тайнам, которых не может видеть человеческое око, ниже постигнуть ум сам собою. Ум человеческий, сам собою, не будучи соединен с Господом, рассуждает из имеющихся у него ограниченных возможностей. Когда же соединяется “с огнем Божества и Святым Духом, тогда бывает весь обладаем Божественным Светом, соделывается весь светом, воспаляется в пламени Всесвятаго Духа, исполняется Божественного разума, и невозможно ему в пламени Божества мыслить о своем, и о том, о чем хотел бы”. Так говорил преподобный Максим Капсокаливи преподобному Григорию Синайскому (Добротолюбие, часть 1-я).

Напротив того, при демоническом явлении всегда предоставляется свобода человеку рассудить о явлении, принять или отвергнуть его. Это явствует из попыток демона обольстить. “Однажды, когда преподобный Пахомий Великий пребывал в уединении вне монастырской молвы, предстал ему диавол в великом свете, говоря: “Радуйся, Пахомий! Я — Христос, и пришел к тебе, как к другу моему”. Святой, рассуждая сам с собою, помышлял: “Пришествие Христа к человеку бывает соединено с радостью, чуждо страха. В тот час исчезают все помышления человеческие: тогда ум весь вперяется в зрение видимого. Но я, видя этого представившегося мне, исполняюсь смущения и страха. Это — не Христос, а сатана”. После этого размышления Преподобный с дерзновением сказал явившемуся: “Диавол! Отыди от меня: проклят ты, и видение твое, и коварство лукавых замыслов твоих”. Диавол немедленно исчез, исполнив келию смрада” (Четь-Минеи 15-го мая).

Невозможно человеку, находящемуся еще в области плотского мудрования, не получившему духовного воззрения на падшее человеческое естество, не давать некоторой цены делам своим и не признавать за собою некоторого достоинства, сколько бы такой человек не произносил смиренных слов, и как бы ни казался смиренным по наружности. Истинное смирение несвойственно плотскому мудрованию и невозможно для него: смирение есть принадлежность духовного разума. Нельзя привязывать свое желание святости к делам и поступкам. Последние являются лишь естественным желанием возвышенного естества. Такому человеку нет необходимости совершать хорошие поступки и через это стремиться к спасению. Просто по другому он не умеет. Так он изживает свою сущность вовне.

Признающий за собою какое-либо доброе дело, находится в состоянии самообольщения. Это состояние самообольщения служит основанием бесовской прелести: падший ангел в ложном, гордом понятии христианина находит пристанище, к этому понятию удобно прививает свое обольщение, а посредством обольщения подчиняет человека своей власти, ввергает его в так называемую бесовскую прелесть. Поэтому исполения одних заповедей и проживаний высоких добродетелей для получения благодати Святого Духа недостаточно, но необходимо.

Бывает, люди чувствуют, что дальше так жить нельзя. Они обращаются к церкви и совершают обряд исповеди. Исповедь или признание в грехах с сокрушением сердца и искреннем намерением исправится и загладить их доброю жизнью и добрыми делами – требуется самим психологическим характером исповеди. Потому что утаеваемый или несознаваемый, нечувствуемый грех усиливается, растет и крепнет глубоко в душе согрешающего. Другими словами, если исповедь совершена не должным образом, совершены все внешние действия, но нет внутренних, то это тоже является самообманом и обольщением, снимающим упадок морального состояния лишь на время, поскольку грех заталкивается еще глубже в подсознание, откуда его еще труднее будет вытеснить. Исповедь или другие психологические приемы, без внутренней самостоятельной работы лишь вредят человеческому естеству. Они временны, поскольку человек продолжает грешить и дальше, они пагубны, потому что человек совершает самообман и стремление к божественному на этом приостанавливается. “Устное и гласное моление тогда плодоносно, когда оно сопряжено с вниманием, что встречается очень редко, потому что вниманию научаемся преимущественно при упражнении молитвой Иисусовой”.

В наш век, гордый своим преуспеваниями, большинство людей, провозглашающее себя и христианами и делателями обильнейшего добра, устремилось к совершению правды падшего естества, отвергнув с презрением правду евангельскую. Делатель правды человеческой исполнен сомнения, высокоумия, самообольщения; он проповедует, трубит о себе, о делах своих, не обращая никакого внимания на воспрещение Господа (Матф. VI, 1-18.); ненавистью и мщением платит тем, которые осмелились бы отворить уста для самого основательного и благонамеренного противоречия его правде; признает себя достойным и предостойным наград земных и небесных. Напротив того, делатель евангельских заповедей всегда погружен в смирение: сличая с возвышенностью и чистотою всесвятых заповедей свое исполнение их, он постоянно признает это исполнение крайне недостаточным, недостойным Бога.

Теплота и усмирение сердца бывают и естественные, - плод сосредоточения внимания. Телесные чувства их достигают какой-то особенной тонкости, - и они начинают видеть духов, слышать голоса и т.д. Образы же имеют прямое отношение к падшим ангелам. Поэтому, надо трудиться и трудиться, ждать и ждать, пока естественное заменено будет благодатным.

Общий признак состояний духовных — глубокое смирение и смиренномудрие, соединенное с предпочтением себе всех ближних, с расположением, евангельской любовью ко всем ближним, в отречении от всех собственных достоинств, со стремлением к неизвестности, к удалению от мира, и к ощущению “тишины велия”. “Когда сие бывает, тогда христианин сознает себя в необыкновенном состоянии, выражающемся тихою, глубокою, сладостною радостью, восходящей иногда до взыграния духа. Это есть упоение духовное”.

“Мнению” тут мало места: потому что смирение состоит в отречении от всех собственных достоинств, находит в Боге всю свою надежду и опору, а “мнение” состоит в присвоении себе достоинств, данных Богом, и в сочинении для себя достоинств несуществующих. Оно соединено с надеждой на себя, с холодным, поверхностным верованием в Бога. Бог прославляется для прославления себя, как был прославлен Фарисеем. Прельщение скорее обнаруживает стремление к “святым и божественным” чувствам, открытость и готовность быть “восхищенным” неким духом, поиски не Бога, а “духовных утешений”, самоопьянение, которое принимается за “состояние благодати”, невероятная легкость, с которой человек становится “созерцателем” или “мистиком”, “мистическиих откровений” и псевдодуховных состояний.

В состоянии прелести проявляются также раздвоение личности (вплоть до выделения “астрального двойника”), деперсонализация, смещение чувствительности наружу, ощущение невесомости и полета и так далее. Так люди могут обрубать и освящать свои конечности, прыгать с крыши, ощущая свою легкость или ходить по тонкому льду.

Все частные виды самообольщения происходят по двум причинам: или от неправильного действия ума, или от неправильного действия сердца. Если добавить к этому страстное действие плоти, то получим три основных фактора: головной – от действия ума, сердечный – от проявления чувств и чревный – от давления страстей.

Страстные состояния души не появляются ниоткуда, они формируются постепенно, и им предшествует последовательный ряд промежуточных состояний. Перечислим их в обратной последовательности, начиная от наиболее близких к страсти: пленение – когда душа берется в плен и как связанная раба ведется к совершению дела, сосложение – когда в душе возбудилось непотребное желание и душа согласилась на то, сочетание – прилепение души к предмету страсти (сковывание внимания предметом) и, наконец, прилог – самое первое действие внешних впечатлений на душу. Лучше предупреждать страсти на ранних стадиях обольщения, уже на стадии прилога. Поэтому в святоотеческих трудах постоянно подчеркивается необходимость развития внимания. И называется оно трезвением. Внимание и трезвение являются первыми шагами к последующим благодатным состояниям: покаянию, очищению, созерцанию и стяжанию Святого Духа.

Таким образом, в душе человека находится лестница, одним концом ведущая в небо, другим – в ад. Человек же находится на ее середине, и в его воле выбрать путь. В православном учении эта свобода и выбор символизируется наклонной перекладиной, расположенной внизу креста. Общая хронология степени выглядит так: одержимость (беснование) --- прелесть --- страсть --- пленение --- сосложение --- сочетание --- прилог ---сон, сновидения --- бодрствование ---внимание (трезвение) ---покаяние (метанойя) ---очищение --- благодать ---созерцание ---стяжание Святого Духа.

Фактически, при очищении, речь идет о приображении старых органов чувств и об образовании духовного чувства. Духовные очи существуют. Не телесные глаза, а глаза души воспринимающие силу Духа. Душа имеет все те чувства, какие имеет и тело. Они менее заметны в обычной жизни из-за своей нераскрытости, но могут быть развиты. Чувства внешние сегодня чрезвычайно усовершенствованы, духовные чувства могут быть усовершенствованы даже более.

Духовные органы чувств связаны с особым духовным чувством. Как к видимым нами благам невольно влекут нас телесные чувства, так к благам невидимым обыкновенно руководит нас чувство умное – духовное. Но оно не является естественным (природным) делом, а является одним из “Божьих даров”.

Духовные органы чувств при этом открываются не за счет развития внешних органов чувств, а практически при их замене. Действие внешних чувств заменяется внутренними, зрение – устремлением ума к зрению “животного” света, слух – душевным вниманием, вкус – разумным рассуждением, обоняние – умным постижением (ощущением, чувством), осязание – бодренным трезвенным сердечным. Но при этом нельзя стремиться к самовольному раскрытию чувств. “Непозволительно человеку устранять смотрение Божие, и собственными средствами, не по воле Его, а по попущению, отверзать свои чувства и ходить в явное общение с духами. Не следует вторгаться самовольно (имеется ввиду преждевременно, не достигши очищения!) в то, что Богом закрыто от нас”.

Появление духовного чувства ограждает человека от соблазнов внешнего мира. Когда оно явится, тогда внешние чувства всячески перестанут обольстительно действовать на душу. Но в деле открытия духовного чувства нельзя торопиться. В противном случае, при чрезмерном и неправильном стремлении, в скором времени зрение его притупляется, и вместо действительного усматриваются им призраки и образы. При этом необходимо помнить, что, как всякое духовное действие, открытие духовного созерцания не есть дело рук человеческих, а происходит в откровении Христовом.

После появления духовных органов чувств многоразличные божественные откровения в христианстве не нуждаются в физических и физиологических способах проявления. Человек должен прочувствовать благодать и Божественную силу в добродетелях, а именно: в любви, снисходительности, благости, радости, легкости и Божественном радовании. Эти состояния есть духовные переживания, вытекающие из стремления к богопознанию. Познание Бога, чтобы отвечать своему понятию, должно быть переживанием в себе присутствия Божия, которое дает возможность человеку непосредственно ощутить божественную жизнь и, таким образом, приведет к опытному постижению Божественного Существа. По евангельскому слову, Царство Божие есть внутри нас. Но внутри нас также находится и наша душа, а значит, Царство Божие, оно же Царство Небесное, соотносится в первую очередь с нашей душой. Но открывается оно только через душу, очищенную от земных страстей. Царство Небесное есть бесстрастие и “тишина” души, совокупное с истинным ведением сущих. Умы открыты лишь у тех, могут сказать о себе: “живу не ктому аз, но живет во мне Христос”. С психической же точки зрения: Царствие Божие в человеке зарождается, когда ум сочетается с сердцем, сам соединившись с памятью о Боге.

Откровенные переживания глубоко онтологичны, поскольку все эти разнообразные психические, душевные состояния важны не сами по себе, а потому, что они являются проявлением, откровением духовных сущностей. Необходимо различать психические состояния (пусть и необычные) и духовные. Духовные переживания – невещественны, безвидны, не могут быть истолкованы, ясно переданы человеческим вещественным словом, и вместе с тем они ощутительны, сильны, одолевают все другие ощущения, соделывают их бездейственными, как бы несуществующими. Эти состояния не психологически-субъективны, а онтологически-духовны. Они есть откровения иного мира, действительное соприкосновение с этим, хотя и духовным, но реально существующим миром.

Божественное действие - невещественно: не зрится, не слышится, не ожидается, невообразимо. Оно требует меньше образов в душе, а больше мыслей и чувств. Образы суть дела воображения – низшей чернорабочей силы, и всегда раздражают мечтательность. Последняя не укроится, пока воображение в силе и роет образы. Способ к пресечению тока образов есть умная молитва.

Западное стремление к видениям и откровениям связано с их головным рационализмом, они недооценивают значение сердца. У них вся забота об умовой стороне, и все их ожидания вращаются около постижения сокровенных тайн миробытия; тогда как существо дела в духовной жизни включает в себя и многотрудную работу над собой.

Нужно не стараться видеть невидимое, и в первую очередь - Бога, а стремиться к познанию того, что Бог всегда видит нас. Есть пребывание в присутсвии Божием. Исполнены безрассудной гордости желание и стремление видеть духовные видения умом, не очищенным от страстей, не обновленным и не воссозданным десницей Святого Духа.

Благодать приводит душу в тишину. Однако, часто благодать приводит подвижника в особую радость. Эта радость порождается не от сущего под небесами, а от избавления от горькой болезни души и приобретением действия Святого Духа. Подвижник становится всегда радующимся, во исполнение евангельского слова. При этом никто не может навредить ему, никто не может воспрепятствовать ему насладиться вдоволь от источника спасения.

Религиозные переживания важны не сами по себе, а для способствования изменения самого человека. Они должны перестраивать его на иной лад. И чем чаще впитываешь в себя эту небесную гармонию, тем больше заполняется твое сознание новыми элементами; перерабатывается все содержание психического мира: иные мысли, иные чувства, иные желания. Начинается подлинное перевоспитание, перерождение человека, новое его рождение; твориться “второй” Адам.

Но путь к святости долог и труден. Он связан с трудами и тяготами, скорбями, очищением и покаянием. Даже просвещенный человек уже не являющийся “чадом гнева Божия”, еще долго не перестает быть сыном Адама, наследником поврежденной природы последнего.

Значение покаяния трудно преувеличить. Оно важно для всего, а без него все остальное просто невозможно. Недаром первая заповедь, данная Спасителем мира всему без исключения человечеству, есть заповедь о покаянии. Знак совершенного покаяния – чувство легкости, чистоты, неизъяснимой радости, когда грех кажется также труден и невозможен, как перед тем далека была эта радость. Ведь величайшая прелесть есть осознавать себя реально свободным от прелести!

5.Значение прелести в общехристианской традиции.

В христианской религии роль прелести имеет очень большое значение. Об этом упоминается везде, но упоминается не непосредственно, а как способ ее преодоления, - через покаяние. Покаяние просвещает человека, облагораживает его и наставляет на путь истинный. Покаяние рождает зрение греха своего. Через зрение греха своего, человек постепенно начинает причащаться к Евангельской любви.

Сегодня человеческая любовь не имеет ничего общего с любовью Божественной. Она повреждена падением, она естественна (природна падшему) и следует из падших норм любви и нравственности. Такую плотскую любовь Христос повелевает умертвить, и почерпнуть из Евангелия святую любовь к ближнему, любовь во Христе. Свойства нового человека должны быть все новые; никакое ветхое свойство не подходит ему. Не имеет цены пред Евангелием любовь от движения крови и плотских чувствований. “И какую может она иметь цену, когда при разгорячении крови дает клятву положить душу за Господа, а чрез несколько часов, при охлаждении крови, дает клятву, что не знает Его” (Матф. XXVI.)?

Истинная любовь и просветление обретается покаянием, — суть деланья, не имеющая окончания на земле. “Говорящий, что можно иметь ту и другую любовь, обольщает сам себя”, сказал святой Иоанн Лествичник (Слово III. гл. 16.). Тот, кто по естеству способен с горячностью любить ближнего, должен делать себе необыкновенное принуждение, чтобы любить его так, как повелевает любить Евангелие. Пламеннейшая естественная любовь легко обращается в отвращение, в непримиримую ненависть. Это объясняется тем, что и любви здесь парисуща человеческая эгоистическая основа. Фактически, если заглянуть глубоко внутрь, оказывается, что человек любит другого для себя, для ощущения собственного комфорта, удовлетворения, устроенности и постоянства. Любовь по выгоде более заметна, но это не значит, что и “более нравственная” любовь вполне может быть названа божественной. И именно поэтому, обладаемое пристрастием сердце способно ко всякой несправедливости, ко всякому беззаконию, лишь бы удовлетворить болезненной любви своей. Естественная любовь по сути доставляет любимому своему одно земное; о небесном она не думает. По своему существу, она враждует против Неба и Духа Святого; потому что Дух требует распятия плоти (изгонения в корне эгоистичных начал). Евангелие велит молиться за врагов, благославлять клянущих, творить добро ненавидящим, оставлять ближнему все, что бы он ни сделал против нас.

Но любовь в христиаской традиции не исчерпывается лишь понятием любви к ближнему. В его влиянии находится также любовь к плотским удовольствиям и развлечениям. Она обязывает человека, желающего последовать Христу, исполнять все заповеди самим делом. Очень недостаточно: только с удовольствием прочитать веления Евангелия, и подивиться высокой нравственности, которую они в себе содержат. К сожалению, многие этим удовлетворяются. В своих мыслях, в лучшем случае, они начинают как-будто бы любить весь белый свет, но когда речь заходит непосредственно о каком-то человеке, происходит обратное явление, и несовершенное в человеке вновь берет над ним верх.

Приступая к исполнению заповедей Евангелия, церковь призывает с упорством сопротивляться этому исполнению власти собственного сердца. Эта власть есть внутреннее плотское состояние, при котором человек подчинен плоти и крови, и падшие духи, которым подвластно все плотское состояние человека. Необходимо пожертвовать всем для исполнения евангельских заповедей. Без такого пожертвования человек не может быть их исполнителем. Добро всегда побеждает, поскольку Господь не может не быть победителем.

Это своего рода подвиг. Для него нужно быть мужественным. Взглянуть на предметы собственной плотской любви, понять как они нравяться, как привязано сердце, и отречься от них. Это отречение необходимо с тем, чтоб лишить человека любви и любимых, но чтобы, отвергнув любовь плотскую, оскверненную примесью греха, дать ему возможность быть способным принять любовь духовную, чистую, святую, которая — есть верховное блаженство.

Ощутивший духовную любовь, с омерзением будет взирать на любовь плотскую, как на уродливое искажение любви. Отрекшись, человек начинаешь любить по-новому, согласно признанным нравственных канонам и собственному просветленному естеству. Как отречься от предметов любви, которые как бы приросли к самому сердцу? — Сказать о них Богу: “Они, Господи, Твои, а я — кто? Немощное создание, не имеющее никакого значения. Сегодня я еще странствую на земле, могу быть полезным для любимых моих чем-нибудь; завтра, может быть, исчезну с лица её, и я для них — ничто! Хочу, или не хочу, — приходит смерть, приходят прочие обстоятельства, насильственно отторгают меня от тех, которых я считал моими, и они уже — не мои. Они и не были по самой вещи моими; было какое-то отношение между мною и ими; обманываясь этим отношением, я называл, признавал их моими. Если б они были точно мои, — навсегда остались бы принадлежать мне. Создания принадлежат одному Создателю: Он — их Бог и Владыка. Твое, Господь мой, отдаю Тебе: себе присваивал я их неправильно и напрасно”.

Для них вернее быть Божиими. Бог вечен, вездесущ, всемогущ, безмерно благ. Тому, кто Его, Он — самый верный, самый надежный Помощник и Покровитель. Свое Бог дает человеку: и делаются человеку человеки своими, на время по плоти, навеки по духу, когда Бог благоволит дать этот дар человеку.

“Делай любимым, что можешь полезного и что позволяет закон, но всегда поручай их Богу, и слепая, плотская, эгоистичная, безотчетливая любовь твоя обратится мало по мало в духовную, разумную, святую. Если же любовь — противозаконное пристрастие, следует отвергнуть её, как мерзость. Когда сердце не свободно, — это знак пристрастия. Когда сердце в плену, — это знак страсти безумной, греховной. Святая любовь — чиста, свободна, вся в Боге. Она действие Святого Духа, действующего в сердце, по мере его очищения”.

“Воздавать почтение ближнему, не различая возраста, пола и сословия, как образу Божию, — почтение в душе собственной, есть невидимое для других, явное лишь для внутренней совести. Деятельность должна быть таинственно сообразна внутреннему чистому душевному настроению. Лишенные славы христианства не лишены другой славы, полученной при создании: они -— образ Божий. Если образ Божий будет ввергнут в пламя страшное ада, и там следует почитать его.

Но если человек думает, что любит Бога, а в собственном сердце живет неприятное расположение хотя к одному человеку: то он находится в горесном самообольщении”.

Истинная любовь к ближнему порождает любовь к Богу. Если человек хочет научиться любви Божией, должен тщательно изучать в Евангелии заповеди и стараться исполнять их самим делом, стараться обратить евангельские добродетели в качества и навыки собственного естества.

Свойственно любящему с точностью исполнять волю любимого. Потому и любовь к Богу основывается на любви к ближнему. Любовь к Богу вполне духовна: “Рожденное отъ Духа, дух есть” (Иоанн. III. 6.).

Христианство через преодоление прелести посредством покаяния и смирения, учит очистить свой ум, не позволять ему стремиться безразборчиво, опрометчиво к приобретению знаний, как бы новость их и важность их заглавий ни приманивали людской любознательности. Не позволять ему чтения о духовных предметах другого, кроме как в книгах, написанных писателями истинной Церкви, о которых сама Церковь засвидетельствовала, что они — органы Святого Духа. Читающий святых писателей незаметно приобщается обитающему в них и говорящему им Святому Духу. Увидев его разногласие с Евангелием, непрестанное противоречие, непокорность Евангелию, увидеть в этом противодействии, как в зеркале, собственное падение.

Совершенство христианства заключается в совершенной любви к ближнему. Совершенная любовь к ближнему — в любви к Богу, для которой нет совершенства, для которой нет окончания в совершенствовании. Совершенствование в любви к Богу — бесконечно: потому что любовь есть сам бесконечный Бог.

6.Преодоление прелести как суть теории познания.

Выше по тексту мы изложили содержание понятия прелести, имеющее место в святоотеческой и общехристианской традиции. Это содержание было изложено по возможности так, как говорят об этом Святые Отцы. Мне, как человеку незнакомому с предметом рассмотрения непосредственно, не следовало бы мутить оригинальный текст и вносить в него свою индивидуальную лепту. В связи с этим, мое видение проблемы излагаю отдельно, что, считаю, является необходимым для полноценного и объективного взгляда на рассматриваемые здесь вопросы.

Понятие о святоотеческой прелести, считаю, является базовым во всей христианской религии, да и во многих других тоже. Будь то обретение нирваны, достижение самадхи, просветления и прочих духовных состояний, суть достижения их основана во многом аналогично изложенному в христианстве понятию о прелести.

Прелесть есть низменное состояние человеческой души, заключающееся в том, что человек не является свободным существом, а движется согласно внешнему эмоциональному или интеллектуальному влиянию. Эмоциональное влияние подразумевает под собой зависимость человеческой личности от тех или иных душевных переживаний, заставляющих его делать все возможное для их удовлетворения. Человек фактически становится рабом своих инстинктов, желаний и страстей, и порой совершает все недозволенные поступки, ради удовлетворения сиеминутных эгоистичных устремлений.

Фактически любого, живущего своими желаниями, можно назвать одержимым, а для яркости представления сравнить и с наркоманом. Разум такого человека помутнен, он находиться в тончайшей, невидимой для него эмоциональной вуали, порождающей в его сознании бесконечное количество желаний и волнений. Последние выходят из глубин подсознания наружу и начинают управлять повседневным предметным сознанием.

Фактически оно оказывается ведомым ими. Жалкое зрелище осознавать это, когда видишь, как оно лихорадочно бросается из одной стороны в другую, направляет огромное количество душевной, физической и даже духовной энергии, которая и составляет его существо. При кажущейся индивидуальности, личности как таковой ее здесь нет. Мы мним себя индивидуалистами, а фактически являемся зомби у своего скрытого падшего естества.

Конечно, всегда можно сказать, что эти желания собственные, и что пусть они и воздействуют на меня, но все же это я и есть. Однако, большой обман для человека думать именно так. Суть его существа составляет лишь то, что этим существом производится, что твориться изнутри, посредством духовной деятельности индивидуума. Человек есть то, что он творит, а также та сфера его сознания, которая смотрит на этот мир и из которой берет начало весь процесс индивидуального творчества.

Страсти, сиеминутные желания и переживания являются воздействием на человека внешней среды. Они не являются его индивидуальной деятельностью, а лишь перерабатываются индивидуумом чаще всего в “автоматическом режиме” ассоциативно-нравственными механизмами. Сегодня человек поступает хорошо не потому, что он сам такой, а потому, что срабатывает в нем ранее заложенные основы морали и нравственности, проводящие ассоциации с устоявшимися нормами поведения, законами, а также неприязни образов перспективы, к “материализации” которых их безнравственный поступок может привести.

И подсознательно человек чувствует это. Сегодня особенно сильна тяга к осознанию своей индивидуальности. Этим объясняется желание самовыражения через громкие поступки (хорошие и не очень), к выделению себя из толпы нестандартными нарядами или экстравагантным видом, и многое многое другое. Личность пытается заявить о себе, но от этого еще больше впадает в зависимость от своего желания самовыражения.

Истинно самостоятельной и творческой личности незачем кому-то что-то показывать и доказывать. Он знает, что внутри него что-то есть, и это что-то служит ему надежной опорой. Он менее обольщен и зависим, но и это еще далеко не высшая ступень самостоятельности.

Наряду с эмоциональной зависимостью, человеческая индивидуальность является несвободной и от понятия, именуемого в святоотеческой традиции “мнением”. Мнение – есть более тонкая и изощренная степень человеческого пленения, которая, проникая глубоко в мыслительный механизм, проявляется в нем и оказывает влияние на частное мнение человека или на общее его мировоззрение.

На самом деле, говоря святоотеческим языком, люди хотят быть обмануты Дьяволом, ждут от учителей законченных знаний-сказок, которые успокоят и приободрят их! Им комфортно жить в том мире, который, осознанно или нет, каждый себе построил. Этот мир есть вехи его устоявшегося мировоззрения, которое и является для человека его самым большим мнением.

Наше видение мира складывается индивидуально из обрывков информации, достигших нашего сознания из разных уст. Мы складываем их, дополняем собственными размышлениями, и создаем единый образ своего мировидения. Мы осознаем, что не имеем полноценно достоверной информации об это мире, что не можем и доказать свое право на абсолют, но человеческое желание оказывается сильнее всякого разума, в результате чего, человек поднимает свое самомнение и со своей колокольни начинает судить одному ему известную истинную правду. Это происходит потому, что бывшее чисто внешним эмоционально-возбудительное воздействие, проникает глубоко в сферу индивидуального духа и, используя его же образно-творческие способности, создает человеку ложное видение окружающих его вещей. Прочитав одну и ту же книгу, разные люди оценят ее по-разному, а потом в итоге окажется, что автор произведения вобще хотел сказать этим что-то совсем другое.

Более того, человек не только исходит из той информации, что обладает, но и принимает в себя зачастую лишь то, что соответствует его внутренним установкам. В итоге получается, что он не столько готов полноценно разобраться в конкретном вопросе, сколько составить себе мнение о том, что он этот вопрос познал. Фактически, ему оказывается важным его эмоциональный и понятийный комфорт, оправдывающий его в течении многих лет построенное и устоявшееся мировоззрение. Индивидуум работает на свое мировоззрение! Поэтому и точки зрения у всех разные, и договориться даже, в казалось бы, простых вещах, люди не могут.

Например, почему монахи и послушники, стремящиеся к Богу, видящие Ангелов, Божью благодать и прочие видения, вызывают у Святых Отцов лишь жалость. Потому что они видят только то, что хотят увидеть, а не то, что существует на самом деле. И смысл пустынножития и безмолвия как раз и заключается в том, чтобы отделить от себя всякое внешнее воздействие и вести непосредственную работу над своим естеством. В человеческом обществе нет возможности полностью быть в течение долгого времени предоставленным самому себе. Там, самообман и несовершенство все же не может найти себе полностью выход, поскольку конкретные люди и общество в целом несколько координируют действия человека и не дают ему полностью забыться. Когда же человек остается с ними один на один, со временем, человеческое сознание все больше подвергается искушению сочинительства и скрытых желаний упрощения поставленной задачи и собственного похвального самоудовлетворения. Эти желания сидят настолько глубоко в его существе, что даже опытные самоэкскаваторы”, далеко не всегда способны их разглядеть. Поэтому перед тем, как остаться с самим собой наедине, послушникам предстоит долгий и изнурительный процесс самовоспитания и поиска.

Но и это еще не все. Всякий инок, отправляющийся в уединение, готовит себя и к великому морально-физическому подвигу. Суть его заключается в том, что человек отказывается от всех плотских удовольствий, доводит эту планку до предела минимума поддержания жизнедеятельности его физического существа. Поскольку непосредственно духу чужды все сиюминутные влечения, имеющие в своем плотское начало, послушники “берут быка за рога” и обращают свое внимание непосредственно в корни возникновения того или иного желания. До этого момента, самые искушенно спрятанные желания находили себе выход в подсознание, и оттуда пытались воздействовать на человеческую личность, теперь же, они начинают непосредственно прорабатываться познающим субъектом и извлекаться из самых глубин человеческого естества.

Получается, процесс восхождения от животного к совершенному человеку заключается в том, что индивидуум, посредством своего “Я”, начинает прорабатывать свою эмоциональную составляющую, затем переходит к выявлению самолжи в мыслительной деятельности, а затем переходит к привычкам, к естественным природным инстинкам и страстям, и побуждениям, вызывающих их.

Но что в итоге остается? Остается один человек как таковой. Когда исчезает все физическое, эмоциональное и умственное, человек остается лишь тем, что он есть на самом деле. Физическое тело – это не человек, точнее, - не полностью человек. Человек – это то, что может сказать себе “Я”. И если в один прекрасный день оно сможет и без физического тела осознать себя как существующее сознательное существо, то он все равно останется человеком, хоть и не в привычном смысле этого слова.

Отвлекшись от всего воздействующего на него физического, в прямом влиянии или производном, человек имеет теперь возможность взглянуть на то, что за этим миром стоит. Его освобожденное сознание начинает видеть то, чего не могло, используя стереотипы традиционного трехмерного, предметного мышления. Последнее укореняет нас в вещественным и не дает возможность задействовать, лежащие глубоко в глубине иные процессы познания мира.

Человек тешит себя физическим познанием, но оно ограничено сферой собственного предметного бытия. Он очень редко выходит из нее, поскольку не имеет возможность использовать иные механизмы познания действительности. Он просто утверждает, что их нет, и предпочитает и дальше жить в уютном созданном им самим мирке, тешая себя и доказывая другим свою гениальность. Если кто говорит, что человек это и есть его мысли и чувства, то пускай не строит о себе возвышенного самомнения, поскольку его как такогого нет, он сам себя загнал в угол, не понимая этого. Его можно сравнить с младенцем, удивленно хлопающим глазками и изучающим в меру своих возможностей окружающий его мир. Так и человек, думающий, что он - индивидуальность, не осознает, что это не он, что его самоощущение есть лишь результат действующих в нем ассоциативных механизмов, и лишь когда страсти полностью затмевают его и так далеко не совсем трезвое самосознание, тогда у человека не остается уже совсем ничего, и только здесь он начинает обращать внимание на себя. Поскольку лишение самосознания равносильно смерти, фактически это смерть и есть.

Поэтому христианство в целом и святоотеческое учение в частности (как, думаю и надеюсь, и другие религии), в сущности своей является скрытой философией свободы, но философией иного порядка, использующей иные методы и механизмы собственного и мирового познания. Поэтому только теперь начинает понемного становиться понятным истинная идея выражения о том, что единственная максимально возможная реальная и истинная свобода в этой жизни исчерпывается только в служении Богу и общечеловеческой эволюционной идее! И это только начало истинной свободы!

7.Выводы.

Итак, из всего вышесказанного, можно сделать один простой вывод: Чтобы познать объективность, необходимо сначало полноценно себя в ней осознать. Кто знает, может быть тогда все и само станет познанным, а?!

Еще один вывод заключается в том, что вся философия, психология и прочие науки о человеке и его взгляде на мир, даже частично естествознание, должны исходить из того базиса, что мы находим в христианской философии свободы. И уж как минимум, изложенное в ней должно служить альтернативой существующему объектному познанию, а что к чему лучше подойдет, так это уже вопрос времени. Нельзя песочной лопаткой вырыть котлован. Для этого необходимо искать иные, более приемлемые для этого средства и технологии. Также и здесь, ели такое познание и не лежит на поверхности, то это вовсе не означает, что его вобще нет. Надо искать, тогда и объективность обязательно найдется!

 

 

 

 

 

 

Еще один вывод можно сделать исходя из того, что

Ну а теперь, можно попробовать взглянуть нашим несовершенным познавательным механизмом на те познавательные процессы, которыми можно руководствоваться в высших духовных сферах человеческого существа. Конечно, они являются лишь приблизительными, но основы вероятной методологии альтернативного познания, думаю, обозначить можно.

 Он имел в себе душу, как бы без разума и без воли, совершенно свободную и от естественного свойства; а еще удивительнее то, что, обладая внешнею мудростию, он обучался небесной простоте.

.Ученик дал своему Учителю “колеса”, чтобы и он тоже ощутил просветление, последний выпил их, но на него не подействовало! – степень освобождения от страстей и телесности.

Когда ты продвинут в духовном отношении, при мольбе или упражнениях в псалмопении, ощущаешь силу произносимых слов.

В анализе духовных переживаний лучше не психологизировать. Личная внутренняя жизнь подвижника остается закрытой для людей. (Этот параграф добавить мыслями о сохранении индивидуальности в обществе.) Она всегда закрыта. Людям только открыта мудрость духовного опыта, но не таинственные переживания души. Об этом говорил Господь. Хранение тайны внутренней жизни имеет и воспитательное значение. Этим путем религиозное чувство человека и его любовь к Богу становятся сосредоточеннее и горячее. Как говорила преподобная Синклитикия: “если в бане часто отворяют дверь, то скоро выпустят весь пар”. (Дополнить мысль о временном открытии дверей, дабы научить человека в бане пар пополнять, сохраняя и тренируя также (лучше на продвинутой ступени) внимание и трезвенность!) Так и душа, слишком открытая для посторонних взоров, скоро теряет свою сосредоточенность. Но, с другой стороны, необходимо все время помнить, что скрытие внутренней жизни имеет целью пользу души, предохраняя ее от славоблюбия и прочего. Следовательно, там, где этих опасностей нет, там скрытость не нужна. Например, понятно, что в отношениях к духовному отцу или духовному учителю, о скрытости не может быть и речи. Здесь она не только ничем не оправдывается, но может быть даже и вредна. Во-вторых, опасение открыть тайну своей жизни не должно останавливать человека от делания добрых дел. Иногда, например, на глазах людей не хотят творить милостыню и оставляют бедняка без помощи под тем предлогом, что желают избежать славы (добавить насчет огласки) и похвалы людской. Конечно, это неправильно.

Архив
Используются технологии uCoz