Главная

Построение идеологии новейшего времени обязывает нас обратиться к теме осознания эпохи в которой мы живем как нечто завершенного, законченного, поскольку все новое, вбирает в себя все лучшее, что было накоплено человечеством до настоящего момента, где познавательный взор философии подводит итоговую черту под рассматриваемым временем, аккумулирует его содержание, и на этой основе дает ростки новому, тому что из этой культуры следует.

Поэтому, обращаясь взглядом в уходящую эпоху, сегодня многие и говорят о том, что человечество вступает в новый период своего развития. Эпоха Водолея, Новое Тысячалетие, XXI век. Часто звучат сегодня эти выражения. Каждый в той или иной мере ощущает данный процесс. Тот же, кто скептически относится к этому, все-же ощущает в той или иной мере влияние новейших времен, хотя бы в том смысле, что о том, что в 21 веке живет не забывает. Человек чувствует нарастающую культурную насыщенность эпохи, предел ее возможностей в данной форме и, очерчивая ее границы, порождает ей иное, - то, чего раньше еще не было, но что из нее следует.

Правда, порой комичным бывает соотнесение некоторых своего существа с новейшей эпохой. По их словам, самое прогрессивное, что несет будущее, вовсе не связано с качеством прогресса как таковым, а больше символизирует для них просто перемену морально-нравственных и жизненных установок, с поправкой на существующие на сегодняшний день общественные тенденции. А о проблеме прогресса или регресса развития вопрос и вовсе не встает. Люди же гуманитарного склада ума, отмечают, что мы сегодня действительно живем в эпоху смены старого уклада жизни неким новым, ростки которого только-только начинают проявляться, и что не изысканность или веяния моды и нравов диктуют суть эпохи, но качественное изменение общественного и индивидуального уклада жизни организует ее и является ее сутью.

Всем нам видно очевидно, какое ускорение в своем развитии получила человеческая цивилизация в XX веке. Этот процесс начался гораздо раньше, однако именно в нем, уже прошлом веке (до сих пор еще не привык, - позже объясню почему), мы стали свидетелями беспрецендентного скачка в развитии технико-индустриального качества процесса, а после Второй Мировой Войны еще и информационного. Все ускоряющиеся темпы развития несомненно оказывают сильнейшее на нашу повседневную жизнь, на уклад быта и наше повседневное сознание влияние. Ведь человек изменяется согласно протекающим вокруг него процессам. В этом смысле человек изменяет мир вокруг себя и, входя в отношения с тем, что он сотворил, изменяется сам, что являет собой замкнутый творческий процесс. В нашу жизнь входят новые стандарты поведения, стиля, форм мышления. Мы меняемся вместе с меняющимся миром, и через это осознаем свое право на причащение к небывалой до сиих времен цивилизации.

Сегодня же, когда кривая активности идеологии индустриального развития перевалила за свой апогей, когда уже информационная революция является теперь не чем-то экстраординарным, но неотъемлемой повседневной нормой реалий жизни, человек начинает всматриваться в горизонты будущей эпохи, как продолжения уже состоявшейся, что строиться на принципиально новых ориентирах и приоритетах всех форм человеческого быта и мышления. И, таким образом, входя в новое тысячалетие, мы, не чисто номинально или “по цифрам” (как скептически можно к этому отнестись, причем на достаточных основаниях), живем на перекрестии двух сменяющих один другого миров, где нам хорошо виден культурный уклад прошлой эпохи и зарождающееся нечто новое, доселе еще не бывавшее в мировой истории.

Очевидно что культура того или иного периода времени никогда не представляла собой чисто внешнюю бытовую форму жизни, которая ею одной лишь и определялась, и только через нее изживалась. Культура – это комплексное понятие, отражающее сразу множество пластов того или иного культурного периода, где каждый слой взаимодополняет общую картину представления, и без которого суждение о предмете рассмотрения было бы ущербным или даже извращенным до неузнаваемости. Поэтому, обращая внимания на чисто внешние процессы, происходящие вокруг нас, особое значение в понятии культуры приобретают то внутренне, что оказывает на нас влияние, и создает новый фундамент зарождающейся общемировой культуры.

В какую сторону, и с какой скоростью будут продолжать изменяться наши знания о мире, сказать сегодня не так просто. Ученые ожидают качественный прорыв сразу во многих областях технологических знаний, и обещают, что это событие уже не за горами. Мы полетим на Луну, создадим колонии на Марсе… Уже в наши дни Голливуд снимает фильмы-проекты о том, какое будущее американское руководство уже ПЛАНИРУЕТ и уже СОЗДАЕТ СЕГОДНЯ. Но в этих фильмах, незначительно затронуто видение внутренних изменений, которые и будут основывать ядро будущей эпохи, что и придаст ей не просто “диснейлэндовский” интерес к новым открытиям, что мы будем есть и на чем ездить, но качественное преображение человеческой цивилизации - то, чем она ПО СУЩЕСТВУ будет отличаться от всего предыдущего, иначе другое разделение окажется лишь формальным. Так вот, культурологи и прочие люди гуманитарного складам ума, - народ, не склонный к формализму, говорят именно о начавшихся процессах именно качественного изменения человеческого общества и самого человека, как ядра любой цивилизации, который будет не представлять, но быть самой сущностью будущей цивилизации, - ее основой.

А смущает меня как раз то, что мы, считающие себя жителями XXI века, за коим событием мы склонны отождествлять себя с человеком будущего, на данный момент, по сути, им еще не являемся. Именно поэтому мне непривычно до сих пор называть XX век прошлым, поскольку сами мы еще не перешли в XXI. Говоря о будущем нашей цивилизации как инфомационно-технологической, мы пока не поспеваем за ней, не отличаемся, как только что было сказано, от нас в прошлом, еще совсем недавним.

Но не будем спорить. В России изменения за десятилетие налицо, человек вроде даже изменился во многом качественно (и мы это видим), однако в мире в целом, лидирует пока Европа. Она пока еще не произвела общество будущего, но активно стремиться к этому, за что ей и огромное спасибо. Однако у нас с ней немного разные тенденции. Европейское Сообщество, осознанно стремясь к созданию нечто нового, УЖЕ создает цивилизацию культурно-технологического характера, о которой мечтают американцы (правда, без культурной составляющей, - судя по их фильмам). Технологическое развитие европейцы стараются преобразовать во внутреннюю сущность их культуры, где человек предстает уже не просто оснащенным всем необходимым, как вооруженный солдат, но где технология определяет его стиль жизни таким образом, что, имея такой уровень развития, непозволительно вести себя по варварски по отношению как к себе, так и к окружающему миру. Это понятие составляет суть европейского принципа цивилизованности, как идеологии самопричащения к развитости такой цивилизации, какую сам он своей жизнедеятельностью и создает.

Что же качается нашей страны, то Россия сегодня смотрит на Запад и во многом правильно это делает. Делает правильно именно в том смысле, что преимущественно смотрит именно на Европу, но в то же время не копирует все подряд, а выбирает самое ценное, что можно извлечь для собственного развития. Что же касается самобытности России, ядро которой составляет дозападный сложившийся веками культурно-духовный быт, - его нужно сохранить, но как не чисто формальную ценность, а как то, что мы можем использовать со всей эффективностью для собственного развития, и причем именно и только мы, как родившиеся в предании этой культуры и являющиеся ее носителями. Ведь не с пустого места говорят об уникальном культурно-историческом расположении России относительно рационализма Запада и духовности Ближнего и Дальнего Востока.

В чем же преимущество России? Посмотрим вокруг. И сразу же обратим наше внимание на те основные моменты, что прослеживаются в сегодняшнем среднестатистическом россиянине, по изменении государственного строя нашей державы. Наибольший интерес представляет прослойка от 18 до 35 лет, то есть выпускники школ, студенты, да и просто молодые люди. Выбор именно этой категории населения обусловлен тем, что ее представители имеют в себе наиболее значительные положительные отпечатки прошедшего десятилетия, уже имеющие самостоятельно мыслить, и создающие себе ту атмосферу быта и общения, из которой начинает произрастать культура будущей эпохи. В более старшем поколении больше консерватизма, и больше от прошлой эпохи, в младшем, во многом еще ни того, ни другого, лишь вредное влияние иностранных культур. Поэтому именно этот средний класс наиболее полно использует возможности, предоставленные ему временем.

Сегодня в мире стоит проблема национальных достояний, - культур. К примеру, большинство россиян, также как, например, и немцев считают, что современный глобальный способ жизни, вырывает из культуры быта национальные черты, и приравнивает к общестатистическим, общемировым. Это и понятно, и видно. Особенно хорошо это заметно, конечно же на нашем маленьком россиянине, что смотрит заморские бездушные мульфильмы и передачи, и сообразно (отчасти или в большей мере), учиться жить в том мире и том обществе, что эту информацию ему поставляет. У них культуру просто вырывают из под ног. Они еще не могут адекватно выбирать, а то, что им предлагают, социально неприемлемо. Но интересно, скажутся ли в них наши национальные задатки. Что мы имеем: загадочную русскую душу, творческую духовную инициативу, в противовес сухому рациональному уму, отчаянность в битвах и делах, дозападную высоконравственную и духовно-природную самобытность и хозяйственный уклад. Скажется ли это в них? Если это будет продолжаться, то какой тогда национальности мы будем?

Но сейчас не о том речь. Это отступление я сделал по той причине, что в будущем, национальности как таковые, как бы ни хотели, начнут постепенно исчезать. Человек станет общемировым и повсеместным, но чтобы он оказался наиболее “качественным”, необходимо чтобы каждая культура вложила в него все самое лучшее, поскольку это есть ты сам в будущем. Приоритет одной культуры делает человека будущего однобоким и малоспособным к развитию. Соприкосновение же культур выталкивает личность на просторы неизведанного развития, что может послужить ему только во благо. Поэтому, если мы хотим, чтобы в нем содержалось много от русского, а мы можем дать очень и очень многое (без громких слов), мы должны создавать его в себе, и тогда к нам потянутся. От тех же немцов, например, мы возьмем педантичность, соединим с русской сущностью нашего человека, обработаем это дело положительными чертами других национальных культур, причем, беря вектор развития не извне (будто копируя культуру интересующих нас государств), а изнутри, из собственного существа, что необходимого ихнего мы способны найти и взрастить в себе, и получим нечто новое, доселе неизведанное. Тут важно заметить, что не стоит излишне разжигать в себе национальное самосознание. Педантичность, она и в Африке педантичность. Главное ведь – суть! И принцип. Поэтому, параллельно сопротивлению навязывания нам негативных сторон иных культур, будем использовать действующие тенденции во благо будущего, поскольку во всяком отрицательном можно поискать и нечто положительное.

Таким образом, возвращаясь к интересующей нас на сегодняшний день прослойке населения от 17-20 до 30-35 лет, мы будем говорить о них, как впитавших в себя в большей мере, чем более младшее поколение русские национальные черты, и в то же время, максимально (мерою разума, конечно же), открытые всему новому, что входит в их жизнь, влияет на нее, из чего в том числе он ее основывает.

Что мне особенно нравится, и это бросается в глаза, вот этот вот наш человек стал как будто взрослее. Причем взрослее внутренне, интеллектуально. Во всем мире человек изживает достояние, которого добивался и завоевывал тысячалетиями культурно-исторического и эволюционного развития. Самым внешним проявлением этого является потребность выглядеть согласно эпохе, и даже лучше, - оригинальнее. Через стиль речи, одежды и даже быт, индивидуум сегодня пытается самоутвердить свою личность, развить в себе внутреннее “Я”, показать его себе и миру, чего каких-нибудь еще пару сотен лет назад, было просто невозможно. Но зато благодаря этому, в своей массовости запустился механизм естественного развития личности, и именно со стороны внутренней потребности и даже необходимости. Пусть пока внешне, но это внешнее, особенно у нас в России, начинает переходить во внутреннее, сущностное.

Что самое смешное, мы сегодня, похоже, самая свободная нация в мире. Наш человек брошен государством, а в своем от него одиночестве, он и наиболее свободен в своем мышлении, наиболее самодостаточен. Вот она одна из основных особенностей русского человека!!! Мы всегда оставались самодостаточными при любом правительстве! С государственной точки зрения это нехорошо, поскольку государственность излишнюю индивидуальность не приветствует. Наш же, в том числе и дозападный образ жизни, больше напоминает гуманистически-анархическую структуру социальной самоорганизации, которая кстати является наиболее приемлемой для обеспечения свободной индивидуализации человечества будущего. Так что, может сегодня это и утопия, но само время выводит из себя тенденции в превращении неосуществимого сегодня, в осуществимое и даже необходимое завтра.

А вот вопрос? Почему мы свободнее той же Европы? Ведь она впереди нас? Очень просто. Они, стремясь к конкретной, четко прописанной цели, сужают горизонт своего сознания, и действуют по программе, той, что разработало для них государство. При таком раскладе они получаются культурные очень внешне но, по сравнению с нашими, менее самостоятельными как личности внутренне. Это надо мыслить в том ключе, что тяга к сухости рационализма, сужает необходимость в творческом индивидуальном мышлении. Ведь все уже прописано, нужно только обеспечить это на уровне быта. Наши по сравнению с ними варвары (пока еще, как ни обидно и ни стыдно), но мы свободные (хотя наше варварство нашу свободу и ограничивает). В этом смысле, в отношении нашей личности, складывается ситуация подобная той, что описана в моей работе под названием “Характер моей мысли”, опубликованная на этом сайте, обновлением раньше. Речь там, применительно к нашему рассуждению, шла в том числе о том, что мы пытаемся не столько создать законченную концепцию мира, сколько обеспечиваем диалектическое столкновение идей, где истина рождается не из нашего хотения, а из самого развития событий, что делает нас независимыми от поставленной задачи и мобильными. А это есть свобода (и самодостаточность). Другими словами, мы должны не просто следовать по установленной, будь и совершенной программе, но ежедневно ее создавать, оформлять свое будущее индивидуальным творческим потенциалом.

Поэтому, развитие индивидуальности в нашей стране, хоть и не имеет хоть сколько-нибудь очерченного вектора развития, все же идет гораздо более высокими темпами, чем в любой другой стране мира. Другое дело, что это не проговорено, что у нас этот ориентир должен проходить осознанно. Стремиться можно не к конкретной законченной цели, абсолютен должен быть путь. Только он не ограничивает человека, а наоборот, - стимулирует его развитие для решения поставленных задач. Но на пути нельзя и стоять, иначе опять – самоограничение. А если у нас все равно попытаются четко ограничить цель во всех деталях, так и не важно. Мы со своей самодостаточностью сами выйдем на нужный путь, только была бы обо всем этом в голове информация и тяга к истинной свободе!

Таким образом, очерчивая основной лейтмотив нашей эпохи, вкратце скажем, что эпоха индустриализации является логическим и необходимым продолжением эпохи Нового времени, когда человек нашел самодостаточность в себе посредством индивидуального мышления. Еще Декарт говорил: “Если я мыслю, - значит существую!”. Этот тезис явился основой для всей последующей истории человечества, будь-то внешней или внутренней. Именно с подобного лозунга, человек отгораживает сферу индивидуального от общего положения вещей и приобретает творческую свободу. Преимущественно он направляет ее вовне, но он смог это сделать потому, что изменился внутренне, и чем больше изменялся, тем более весомую роль в мире играл.

Для справки скажу, что понятия личного как такогого в античности еще не существовало. Человек осознавал себя всецело частью природы, его душа не была чем то иным, но продолжением души общемировой, где следовала общим законам бытия, и самое смелое, что могла себе позволить, - это созерцать.

С приходом в мир христианства, человеческий взор из вещественного внешнего (даже метафизика имеет соответсвующий привкус), начинает обращаться к внутреннему. Появляется ставка на личность человека, что теперь уже внутренне связана с мировым существованием, но уже на более высоком категориальном и духовном уровне.

Тут должно отметить возможное сомнение тех, кто вспомнит о тех нравах, что творились и до Нового времени, в частности об эгоизме рабовладельческих и феодальных структур. Однако на это можно ответить, что в этом смысле потокание страстям в то время можно назвать даже большим грехом, нежели с приходом Нового времени. Ведь в последнем желание связано именно с полностью личным отгороженным существованием индивидуальности, в то время как в более ранние времена, предание страстям означало полное лишение своего существа, то есть проданию души. Сугубо личного еще не было, своими же страстями, человек разрывал связь внутреннего и общемирового, и все его содержание оказывалось содержанием преследуемых им страстей. Получается, кроме удовлетворения своих потребностей, иных интересов у него не существовало, а отсюда и безграничное падение нравов, как отсутствие идеологии целеполагания личности и жизненных ориентиров. Чувство же долга и патриотизма возвращали связь с общественным и мировым устройством мира, а отсюда и неудивительно, что человек тех времен и не думал о том, почему он вообще должен служить своему господину. Общественное устройство лишь продолжало принцип структурированного общемирового взаимопроникновения вещей, где частная душа причащалась к душе своего господина, и через это ко всему порядку мироустройства.

Но мы знаем, что и в античности была демократия, где явно проглядываются личностные тенденции критики правящих структур обособленными индивидуальностями. Однако, если мы уточним понятие индивидуального, начиная с Нового времени, нам станет понятным тот факт, что существует огромная разница между требованием от личности, и требованием от страсти и определенного положения вещей. Желаемое и должное являются внешним по отношению к человеческой личности. Желаемое его порабощает, а должное – определяет. Когда человек требует потому, что ему положено, он это требование привносит извне, как существующее положение вещей, фактически пытаясь восстановить обустройство данной мировой подсистемы. То есть действует он не от себя, а из действующих извне законов. Поэтому античная демократия, являясь внешне схожей, в своей глубинной сути являлась принципиально иной, а именно неизменно сохранявшей систему включенности личности сначало в подсистему, а затем, через нее, и в общемировую систему бытия. Само должное преимущественно порождалось посредством страстей отдельных властных людей, а также чувством долга отдельных патриотов. Поэтому, кроме страстей и должного, а также приобщенного философского созерцания, в то время похоже мы не находим.

Расцвет христианства, как было сказано ранее, взращивает новою волну в развитии человеческой цивилизации. Фактической сутью христианской религии выступает понятие личного, как обращение личности божественной к личности человеческой в смысле не только нравственных, но и онтологически-“вещественных” взаимоотношений.

Это личное теперь переориентирует сознание из чисто внешнего во внутреннее, как источник Спасения и божественной Любви. Что-ж, нравственную основу Учения Христа усвоили неплохо, однако что касается онтологической составляющей, то тут неизвестного гораздо больше. Недаром в Средние века возникали масштабные богословские и теологические споры о природе божественного, об иерархии и прочих премудростях. Все это показывает тот факт, что точного знания об этой стороне учения до тех времен не дошло. Появилось много ересей. Именно поэтому основные священные тексты были канонизированы. Человек извлек несколько свои уроки из события пришествия Христа, хотя, наверное, Иисус в своих проповедях пытался донести нечто большее, хотя может быть и не для всех.

Таким образом, понятие личного, особенно руководствуясь нравственной стороной христианского учения, оказалось несколько сдвинутым в сторону привычной системы соотношения человека и природы. Только теперь природа оказалась персонализированной, и человек стал использовать по возможности прежние методы причащения теперь уже к божественному. Раньше диалог существовать не мог, теперь же он существует, поскольку присутствуют обе стороны общения. Но в силу религиозных устоев, а также с целью “перестраховки”, причем оправданной, учение о Христе предстает для обычного человека больше как помощь Бога ему смиренному. Человек получает себе Родителя, но полностью отдается в его волю, в то время как Иисус проповедовал о ценности человеческой личности даже перед лицом самого Господа. Нравственная сторона Учения несомненно является базисной ступенью в познании и общении с божественным. И именно ступенью, где человек избавляется от мешающего ему эгоистично-вещественного, и совершает переход и на иной уровень взаимоотношений с Богом и действительностью. Мученичество не есть воля Господа. Его необходимо по возможности избегать, а не совершать акт фанатизма. Последнее нужно не Господу, но эгу человека. Бог поставил человеку задачу посложнее. Поэтому, все время от рождения Иисуса Христа до Нового времени, является выражением ступени христианской религии, но не всего ее существа.

Вырождение застоявшихся устоев предполагающей динамику христианской религии, привели пробудившуюся человеческую личность к вопросу о том, что если я личность, то почему есть раб Господень. Принято считать, что основную роль в этом сыграл извечный человеческий эгоизм. Несомненно, его роль в этом велика. Но попутно негативному, на свет, хоть как всегда у нас это бывает, в извращенной форме, начала пробуждаться СОСТОЯТЕЛЬНАЯ личность. Но в силу отсутствия положительного опыта предшествующего этапа, она оказалась выброшенной из связи природного и божественного, и стала доверять только самой себе.

Отсюда мы и наблюдаем поворот к наиболее достоверному, что может быть постигнуто внешним “вещественным” человеком, - физический мир. Он создает науку, обогащает свои знания о природе, но попутно внешнему, в нем постоянно присутствует теперь и творческое, что берет свое начало от внутреннего, духовного. Личность теперь ценится сама по себе, человек приобретает только теперь поистине ВНУТРЕННИЙ мир, сам по себе, но не всецело зависимый от внешнего. Несомненно здесь есть положительные моменты!

Это внутреннее личное является сегодня для нас неотъемлемой нормой. Часто мы не осознаем всей глубины этого понятия, только внешне находим его в себе, но это то, что мы постоянно проявляем и за счет чего самоутверждаемся, что порождает в нас вопросы о том, кто мы есть, и в чем во всем этом смысл.

Только начиная с Нового времени эти вопросы приобретают для человеческой личности поистине глобальный характер. В той же античности, для человека это не было такой необходимостью, без которой он не мог нормально существовать. Не знаю как для многих, но для меня сегодня философия является сущностной необходимостью, в объяснении себя и существующего порядка вещей. Для людей далекой древности, это было скорее стиль жизни, любимое занятие, они и не требовали нечто большего, нежели просто созерцать и наслаждаться красотой устройства мироздания.

Но с Нового времени философия ради философии продолжает существовать уже во-многом только в виде способа самоутверждения личности. Все, что человек теперь делает, чем занят, творит, касается уже его самоутверждения самого себя. Человек стал теперь наравне с миром, но чтобы ему стать “наравне” с Богом, ему необходимо пройти первую ступень христианства. И именно теперь, при правильном соотнесении своего существа с христианской религией, он способен познать и принять в себя гораздо большее, нежели даже во времена самого Воскресения Христова.

Таким образом, обращаясь к эпохе нашего времени, мы видим теперь то, с чем мы приходим к началу Третьего тысячалетия. Сегодня, насытившись внешним, человеческое сознание начинает очень медленно и осторожно обращаться к внутреннему, а точнее, пытается объединить обе стороны своего бытия. Личность сегодня уже ищет истину и ориентиры не в той или иной религии, но в самой себе, как достоверности собственного бытия. Теперь человек сам делает выводы, и ориентируется в своих дальнейших помыслах и поступках.

Большинство людей живет сегодня накатом. Кто-то откровенно одним днем, а кто-то строит определенные планы на будущее. Но все-же чего-то не хватает. Жизнь ради жизни почему-то мало удовлетворяет человеческую внутреннюю природу. От этого последняя чувствует свою некую ограниченность и обделенность. Причем эта потребность в нечто большем не вызвана сегодня какими-то внешними причинами. Ведь жизнь, хоть и полна страданий и по сей день, все-же постепенно налаживается. Но данная потребность имеет природу не материально-финансового порядка, а необходимости соотнесения ценности своего существа с общемировым обустройством мира, как в его внешнем проявлении, так и внутренней сущности. Человека всегда интересовал вопрос о смысле его жизни, но никогда еще так остро. Ответ на эти вопросы способен дать человеку внутреннее познавательное удовлетворение и гармонию, где мир примет в себя состоявшееся сознательное существо, действующее из понимания глубочайших основ природы и сути своей самоорганизации.

Поэтому, человеку сегодня необходимо дать то, чего ему не хватает, чего он внутренне ждет. Философия, если она не является чисто рационализированной наукой о мышлении, осмысливая и строя идеологию будущей эпохи, оказывается центральным звеном человеческой культуры, определяющей и вырабатывающей новейшие ориентиры человеческого существования на ближайшие времена. Из этой интеллектуальной и эмоциональной подосновы вырастает потом вся плеяда культурных тенденций времени, которые отражают и являются выражением общего настроя эпохи, и через которые это веяние доходит до каждого члена общества. Поэтому философия, по принципу своего существования, должна и способна помочь в объединении в человеке внешнего и внутреннего, расширить себя и его до пределов необходимого познания, и совершить Гуманитарную революцию в сознаниях людей.

Что же мы можем сделать сегодня в решении этой задачи?

Религия чувства – вот форма религиозного самоопределения личности сегодня. Вообще, любая религия для большинства людей является именно религией чувства, но не рационального знания. Причем в понятие религиозной самоопределенности теперь подпадает не просто та или иная форма вероисповедания, но та душевная составляющая человеческой личности, которой он отводит сферу сакрального и самого ценного. Последнее для человека всегда сакрально, не по форме, но по сути своего переживания. Поэтому, религия чувства определяет сегодня жизнеопределения любого человека. Наиболее ясно видно это на примере эстрадной культуры, которая является способом выражением повседневных человеческих переживаний и ориентиров. С помощью музыки человек причащается к некоему возвышенному, чего он с трудом находит в повседневной жизни, но всегда имеется в изобилии в данной области информации. Религия это всегда причащение. Душевное состояние – тоже. Поэтому, понимать религиозное как форму рационального причащения разума, - неверно. Во все времена это была лишь внешняя форма отношений между повседневным и наиболее ценным. Другое дело, что рациональное есть инструмент порабощения душевного. А душевное нуждается в наполнении рациональным. Без последнего оно не определено, и не является душевным.

Поэтому, новое веяние любой эпохи, будь-то идеалистического или материалистического периода, имеет свою кривую религиозного оттенка. Поэтому религиозное и душевное оказывается тождественным. И только сухое рациональное, если оно не является творческим, является для человека внешним. А значит и не может принадлежать индивидуальному. Поэтому рациональное не есть личное.

Получается, то, что мы думаем, что делаем, чему придерживаемся, является лишь внешним по отношению к нам. Наше наполнение оказывается вовсе не нашим, и это не мы. Но ведь также и чувства. Чувства у всех схожи, они также оказываются внешними для человека, как алгоритмизация отношения души к внешним бытийным ситуациям. Получается, человек предстает перед нами пустой болванкой, на которую идет запись внешней информации, которая и определяет его бытийность.

Но что же в человеке мы можем найти то, что является действительно и безоговорочно собственным? Все мы говорим, что каждый человек индивидуальность, но не будем голыми формалистами. Теша свое самолюбие, ничего кроме ложного мнения, мы не приобретаем. Соединить же истину с приемлемой для себя идеологией существования, цель гораздо масштабнее и достойна уважения.

Таким образом, единственное, что мы можем найти в себе собственного, это “Я”. Но это понятие является собирательным, поскольку оно самое является началом нашего рационального мышления и самосознания. Оно рационально, и от наполнения рациональностью зависит. А собирательным оно является потому, что содержит в себе духовное. Если же говорить не о понятии, но об иерархии человеческой сути, то как раз духовное является основой для индивидуального “Я”. “Я” – это рациональная форма индивидуального духовного то, с чем работает наше повседневное сознание. Но если поискать в недрах своей сущности духовное, то можно обнаружить, что оно там есть, неопределенное, но индивидуально-качественное. Это качественное оно получает из рационального, но переходит здесь из содержания в сущность, создает индивидуальность.

Духовное проявляется себя прежде всего в творчестве, как волевом акте человеческого духа, где душа это формирует, а разум доводит до рационального результата. Мы можем много читать и усмехаться над эзотерическими и религиозными книжками, но если мы найдем это в себе, то адекватно сможем оценить тогда последние на предмет их истинности, ценности и практической пригодности.

Духовное по-разному описывается и интерпретируется. Во первых потому, что наблюдается зачастую через призму рационального и душевного, из воззрений и пристрастий. Истина не душевна и не рациональна сама по себе. Ее можно соответственно переживать, но последние являются выжимками из духовного, которое включает в себя и то, и другое. Еще Платон и Аристотель говоря об идеях, как о программах метафизического развития объекта, если и видели идею как нечто рациональное, по сути же, относились к ней как к некоему надрациональному, из чего последнее берет свое начало, без чего не может существовать.

Духовное религиозное и идеалистическое сегодня являются синонимами, но существует настоятельная необходимость в разграничении этих понятий. Ведь религиозное лишь одна из форм духовного. Если человек желает приобщаться к нему посредством религии, то пускай, но если он хочет видеть духовное не через призму какого бы ни было рационального (суеверия и народные воззрения отсюда же), то пускай учиться видеть и находить его в себе непосредственно, но не через символы духовных иерархий и религиозных убеждений. То же касается и отчаянных идеалистов. Меня Вы тоже можете назвать таковым, однако я идею понимаю как “вещественною” внерациональную программу развития объекта, без которой невозможно существование вселенной, где не встает вопрос о первичности рационального образа или материи, потому как идея в своем истинном смысле является началом и того и другого, содержит в себе алгоритм овеществления замысла и рождения (или, возможно, преобразования) материи. Поэтому идея и материя рождаются одновременно, из энергии. Сама идея не является даже некоей информационно-энергетической субстанцией, поскольку последняя подвластная количественно-временным ограничениям. Возможно, она является чистой информацией, которая проходит вышеописанную ступень в своем овеществлении программы, но информацией не рациональной, но единичной, и в то же время включенной в общий статус положительного.

Данное отступление не тема данной работы, и не является здесь достаточно описанным и разобранным. Целью его является желание показать проблему духовного с онтологической точки зрения, как нравственно-практической необходимости для обретения человеком действительно собственной индивидуальности. Если что-то в человеке и бессмертно, то это не душа, а дух. В нем нет памяти, но он усваивает рациональное, поэтому, возможно, мифы о переселении душ, - это про него. Что же касается вопросов смысла человеческой жизни, то на данный вопрос можно ответить пока вот что.

Прежде всего скажем о том, что вопрос о смысле человеческого существования является сугубо рациональным. А ответ на него нужно искать в других областях. Но в других областях и звучать он будет несколько иначе: Нет смысла в человеческом существовании, но есть цель в развитии осуществляемого. Возможно мы уже и есть цель, когда действительное уже находится в состоянии осуществленного. Но если так, то откуда в человеческой расе берется развитие. Внешне оно может быть не наблюдаемо, но оно есть. Тут либо, мы еще осуществляемся, либо в состоянии осуществленности начинаем осуществлять уже по собственному замыслу окружающий мир. Но как можно выйти за рамки осуществимого, будучи всецело в пределах программы? Поэтому оба вывода оказываются для нас крайне интересными. Если мы еще не осуществились, то какими мы должны стать? А если мы уже осуществились, то где мы берем свое начало, кем являемся, и кем можем стать?

Но это все вопросы количественно-рационального мышления. В рамках этого мышления они способны дать свое продолжение, но обратимся к вневременному. Ведь идея – вневременная структура. Она предполагает развитие во времени, но само время в себе не содержит. Также и дух, - вневременная субстанция, хоть и подверженная изменению (во времени в том числе). Во вневременье существует только принцип иерархии взаимопроникновения, где одно происходит из другого, где первое остается им же самим плюс иное, и все это оно само. Оно есть одно, содержащее в себе многое, где многое не мыслится вне одного.

Но не будем здесь вдаваться в онтологические подробности, а скажем лишь, что вопросы целеполагания и осуществленности оказываются здесь неуместными, как относящимися к другой области познания. Мы живем во времени, но во времени мы не живем, потому, что это не мы, но наше к внешней природе отношение. “Если я мыслю – значит существую”, - оказывается доказательством не индивидуальности, но сгустка мыслей и чувств, который мнит себя царем вселенной. С этим можно жить, но осознание этого приносит понимание глубокого невежества собственного бытия и существования, как не свободоизъявление, а следование своим потребностям вследствие внешних обстоятельств. При таком раскладе человек является не властелином мира, но рабом, поскольку все его предметное существо питается через отношение к внешнему, без которого его просто нет.

Рассматривая же эту проблему из вневременного, можно для себя уяснить, что в отличие от идеи, индивидуальный дух, берущий свое начало из единого общеположительного, оказывается на грани вечного и временного, что и определяет уникальное положение человека во вселенной, а также обеспечивает его существование индивидуального. Конечно, в своей последней инстанции, индивидуальное все-же переходит, а точнее берет из единого свое начало, но оно и так берет из него начало, а нас волнует проблема бессмертия. Но этот проблема существует лишь во времени, осознав же свою индивидуальность вне времени, эта проблема отпадает, как относящаяся к другой области бытия.

Но как же осознать свой дух, да еще и вне времени, если осознание есть также отношение себя с самим собой, что есть рациональное? Как осознать, не создавая понятия, и не раскладывая восприятие на субъект и объект наблюдения? Ведь логика нам говорит о том, что если Вы уже на что-то смотрите, то в скрытом виде субъект и объект уже присутствуют в Вас.

Что-ж, обратимся вновь к природе духовного. Как было сказано, последнее есть субстанция, содержащая в себе информацию, и вещественное. Но информацию мы всегда получаем как нечто внешнее, что приходит в отношение к нашему познавательному уму, выступает перед нами как объект. Мы, соответственно, - субъект. Отсюда и рациональность. Но информация сама по себе, но не в отношении, есть идея, которая не нуждается в рационализации. Раскладывая на составляющие, мы смотрим и алгоритмизируем процесс осуществления идеи, подобно тому, как повар, для приготовления торта, берет определенное количество одного ингредиента, добавляет количество другого, совершает определенную последовательных действий, в результате получается конечный продукт. Так вот, что же касается идеи, то она является даже не программой в рациональном смысле слова, но единицей того, принцип чего долеж осуществиться. Идея не является набором схем и инструкций, которые лежат вне времени как закон, по которому происходит реализация программы. Это не закон, но единица, через которую этот закон и рождается. Вневременное есть, в ограниченном смысле, совокупность единичностей, каждая из которых находит свою реализацию в бытии, и даже более того, на грани бытия и кристаллизируется, образуется. Поэтому развертывание алгоритма осуществления рождается одновременно с процессом становления вещи, а до этого момента существует как ограниченная всеобщая единичность в “выжимной” ограниченной единице. Поэтому, информация присутствует в идее не внешним образом, но внутри нее, где она есть сама единичность.

Информация всегда ассоциируется с определенностью. Но информация в своей сути как ограниченная единичность, есть неопределенность, поскольку программы еще нет, а есть пока только ее “тенденция”. Поэтому, относясь к информации как к нечто внешнему, мы всецело находимся во власти количественного, но не восходим к сути, не проникаем внутрь. А воспринимая единичность, мы оказываемся внутри информации, внутри идеи, где противопоставление субъекта и объекта оказывается просто излишнем.

Таким образом, познание принципа единичности выходит за рамки обыденного рационального познания. Эта сфера познается индивидуальным духом, не как что-то внешнее, но как сопереживание внутреннего, присущего всеобъемлющей и частной единичности, в смысле познание единичности единичностью индивидуальной. Но единичность множественной быть не может, она суть есть всеобщая единичность. Поэтому это все есть одно и тоже, поэтому возможно сопереживание, поэтому возможно и абсолютное познание. Истина становиться достоянием личности тогда, когда становиться сущностью познаваемого, когда является частью его, познающуюся в едином акте самопознания. Но познания духовного, не извне, а изнутри, где нет объекта, но присутствует один всеобъемлющий субъекто-объект. Здесь еще нет субъектно-объектных отношений, да они и не нужны. Здесь акт самопознания и познания является одним и тем же, но конкретность в надрациональном смысле обретается в духе, а конкретность рациональная обретается в схождении в сферу временного и количественного.

Но знание не только онтологическо-нравственная для человека необходимость, но и практическая. Многих не устраивает такое положение вещей, когда знание об истине остается в сфере неопределенного. Но давайте посмотрим на это вот с какой стороны.

Для чего человеку вообще нужна истина? Разве только из все возрастающих человеческих потребностей? Истина прежде всего необходима внутреннему существу индивидуального, которое точно хочет знать о факте и целях своего существования, информация, которая станет для него базисом для решения проблем жизнеопределения и изменения негативного положения вещей. Так что истина, - не чисто праздное любопытство, и не желание человека безраздельно властвовать над природой. Это есть даже включение в его “инстинкт самосохранения”, чтобы знать, что сохранять, и как сохранять.

Далее, получив истину иррациональным путем, при условии культуры мышления непредвзятости, мы можем вывести рациональные схемы организации частностей всеобщего, что кардинально способно расширить наши знания о мире и человеке.

Также мы обретаем действительную основу своего существования, где мы есть сами по себе, но не в отношении. Сегодня мы прославляем лишь нашу оболочку, форму, в то время как любое, даже обыденное волеизъявление сегодня уже имеет свой, пока маленький, но все-же процент личностного духовного, что исходит из нашей внутренней сущности и не является внешним.

И, наконец, отметим, что знание необходимо человеку прежде всего для творчества. Хоть большинство творений рук человека и происходило под влиянием внешних обстоятельств (эгоизм и жажда наживы, улучшение условий труда и жизни, и так далее), все равно, в этих актах было задействовано индивидуально-духовное, без которого невозможен вообще какой-либо творческий процесс. Но неопределенность, возможно, и не дает нам абсолютного рационального знания, поскольку схождение в рациональность способно несколько видоизменить истину, для рационального ее понимания и оформления в языковую форму для передачи другим людям. Однако, мы пользуемся своим телом, не зная досконально его устройства. Наука дает нам о нем определенное представление, но пользоваться то мы можем и так, благодаря устройству природы. Поэтому, критикуя иррациональное знание, давайте сначала хотя бы научимся им пользоваться, что также является для нас совершенно естественным, хоть пока и не востребованным, а уже потом будем думать, нужно ли нам это знание рационализировать, или же дух, в своем чистом виде, способен обходиться и без этого. Реализация идей, возможно, может происходить лишь в бытийно-временной структуре, но мы посмотрим на это в будущем, а пока давайте научимся брать то, что природа и так дает нам, согласно устройству нашего существа.

И, в заключение скажем, что давайте не будем строить свою такую драгоценную жизнь и представления согласно предубеждениям (даже не нашим!). Понятие духовного четко ассоциируется у нас как минимум с религиозностью, которая у многих сегодня способна вызывать даже отторжение. Это вполне естественно, если понимать рассматриваемые здесь вопросы, как попытка ограничения личностного, однако задача перед нами стоит прямо противоположная. Поэтому, если Вам не нравиться слово дух, можем заменить его другим. Я здесь оставляю его таким, потому что, возможно, религиозные ассоциации все-же будут показывать принадлежность данного знания к сфере высокой нравственности, что обратит человеческое сознание на положительные моменты христианского учения. К тому-же, я не стараюсь что-то выдумывать. Честно признаюсь, в моем понимании пока еще много множественного и рационального, из которого я строю знание об иррациональном, но мы развиваемся, и позже, я смогу сказать побольше и поточнее.

Ну, а нравственность в христианстве, тоже не просто форма нравственного назидания личности. И, похоже, даже не метод, как я еще совсем недавно думал, с помощью которого можно возвысить свой дух до понимания неопределенного. Потому как нравственность эта есть не внешняя необходимость, а естественное состояние индивидуальной единичности как включение в единичность всеобщую. Любовь не экстремальное возвышенное человеческое состояние, но норма для “подключенного” одного к другому духа, а высшее блаженство это вызывает у нас оттого, что в постоянстве у нас этого нет. Поэтому религия любви и чувства, есть религия духовного самоопределения и взаимодействия на грани бытия и информации, где человеку открыты поистине колоссальные возможности, и только от него самого зависит, воспользуется ли он ими или нет. А что касается лично меня, то мне важнее всего абсолютная самоопределенность, и Свобода.